Array Коллектив авторов - Последний император Николай Романов. 1894–1917 гг.

Церковные службы происходили сперва в доме, в большой зале верхнего этажа. Священнику церкви Благовещения, дьякону и четырем монахиням Ивановского монастыря было разрешено приходить для служения. Но за отсутствием антиминса было невозможно служить обедню. Это было большое лишение для семьи. Наконец 21 сентября н. с., по случаю праздника Рождества Богородицы, всем узникам было впервые разрешено пойти в церковь. Это была большая радость для них, но подобное утешение они получали впоследствии лишь очень редко.

В эти дни все вставали очень рано и, когда были в сборе во дворе, выходили сквозь маленькую калитку, ведущую в общественный сад, через который шли между двух рядов солдат. Мы всегда присутствовали только у ранней обедни и оказывались в едва освещенной церкви почти одни; народу доступ в нее был строжайше запрещен. На пути туда или обратном мне часто случалось видеть людей, которые крестились или падали на колени при проходе Их Величеств. Вообще жители Тобольска оставались очень привязаны к Царской семье, и нашим стражам пришлось много раз не допускать стояния народа под окнами и не позволять снимать шапки и креститься при проходе мимо дома.

Однако наша жизнь понемногу налаживалась, и нам удалось общими силами возобновить обучение Цесаревича и двух младших Великих Княжен. Уроки начинались в девять часов и от одиннадцати до часа прерывались для прогулки, в которой всегда принимал участие Государь. Ввиду того, что не было классной комнаты, ученье происходило либо в большой зале верхнего этажа, либо у Алексея Николаевича, или в моей комнате – я жил внизу, в прежнем кабинете губернатора. В час все собирались к завтраку. Однако Государыня, когда бывала нездорова, завтракала у себя с Алексеем Николаевичем. Около двух часов мы снова выходили на прогулку и гуляли, и играли до четырех часов.

Государь очень страдал от недостатка физических упражнений. Полковник Кобылинский, которому он жаловался на этот счет, приказал привезти березовые бревна и купил пилы и топоры, и мы получили возможность заготовлять дрова, необходимые для кухни и печей. Это сделалось одним из больших наших развлечений на чистом воздухе в продолжение нашего заключения в Тобольске, и даже Великие Княжны пристрастились к этому новому спорту.

После чая уроки возобновлялись и оканчивались около шести с половиною. Обедали часом позже, после чего шли наверх в большую залу пить кофе Мы все были приглашены проводить вечер с Царской семьей, и для некоторых из нас это сделалось вскоре привычкой. Мы устроили игры и всячески изощрялись найти забавы, способные внести разнообразие в монотонность нашего заключения. Когда начало становиться очень холодно и большая зала сделалась необитаемой, мы нашли себе приют в соседней, единственной действительно уютной комнате дома, служившей гостиной Ее Величеству. Государь часто читал вслух, а Великие Княжны занимались рукодельем или играли с нами. Государыня обыкновенно играла одну или две партии в безиг с генералом Татищевым, а затем также брала какую-нибудь работу или лежала на своей кушетке. В этой мирной семейной обстановке мы проводили долгие зимние вечера как бы затерянные в беспредельности далекой Сибири.

Одним из наибольших наших лишений во время нашего Тобольского заключения было почти полное отсутствие известий. Письма доходили до нас лишь очень неаккуратно и с большим запозданием, что же касается газет, то мы должны были довольствоваться жалким местным листком, печатавшимся на оберточной бумаге; в нем сообщались нам лишь запоздавшие на несколько дней и всего чаще искаженные и урезанные известия. Между тем Государь с тревогой следил за развернувшимися в России событиями. Он понимал, что страна идет к гибели. Одно время к нему вернулась надежда, когда генерал Корнилов предложил Керенскому идти на Петроград, чтобы покончить с большевистской агитацией, становившейся все более и более угрожающей. Он был глубоко опечален, видя, что Временное правительство отстранило это единственное средство спасения. В нем, он это понимал, заключалась последняя возможность еще, быть может, предотвратить неминуемую катастрофу.

Я тогда в первый раз услышал от Государя выражение сожаления об его отречении. Он принял это решение в надежде, что те, кто пожелал его удаления, окажутся способными привести войну к благополучному окончанию и спасти Россию. Он побоялся, чтобы его сопротивление не послужило поводом к гражданской войне в присутствии неприятеля, и не пожелал, чтобы кровь хотя бы одного русского была пролита за него. Но разве за его уходом не воспоследовало в самом скором времени появление Ленина и его сподвижников, платных наемников Германии, преступная пропаганда которых привела армию к развалу и развратила страну? Он страдал теперь при виде того, что его самоотречение оказалось бесполезным, и что он, руководствуясь лишь благом своей родины, на самом деле оказал ей плохую услугу своим уходом. Эта мысль стала преследовать его все сильнее и впоследствии сделалась для него причиной великих нравственных терзаний.