Малколм Барбер - Процесс тамплиеров

Невозможно составить сколько-нибудь точный список сожженных. Существуют разрозненные отсылки на более поздние показания семи тамплиеров, сожженных затем в Париже, и еще одного, по слухам сожженного там же16. Однако согласно протоколам, которые вели судебные клерки на заседаниях папской комиссии, все 54 тамплиера, «как известно, вызвались защищать орден в присутствии членов комиссии»17, и архиепископ Санский явно счел это отказом от первоначально сделанных ими признаний, после которых они были примирены с церковью, и, таким образом, причислил их к повторно впавшим в ересь. Это, правда, отнюдь не следует из самих свидетельских показаний этих восьмерых. Лишь четверо из сожженных тамплиеров — Рауль де Фрейнуа, Готье де Бюллен, Ги де Нис и Жак де Соси — совершенно определенно вызвались защищать орден, тогда как двое других — Лоран де Бон и Анрикус д'Англези — всего лишь попросили разрешения обсудить этот вопрос с великим магистром, но не более того18. Нет никаких записей и относительно двух остальных казненных — Госерана, попечителя приорства тамплиеров в Бюре, и Мартена де Ниса; неизвестно даже, давали ли они вообще показания перед папской комиссией, хотя все протоколы слушаний комиссии представляются достаточно полными19. Совершенно ясно одно: инквизиция старалась запугать упорствующих тем, что передаст их дела в светский суд20. Существуют неопровержимые свидетельства огульных обвинений и казней — видимо, следствие той спешки, в какой совет провинции Сане проводил свою работу. Отнюдь не все авторитетнейшие богословы и юристы того времени считали тех, кто вызвался защищать орден, вторично впавшими в ересь21. Если закон и оправдывал сожжение особо упорных еретиков и право выносить подобные приговоры на совете провинции казалось несомненным, это само по себе все же не могло превратить несправедливое решение в справедливое — вопрос, не имевший никакого отношения к очевидным осложнениям, привнесенным такими решениями в работу папской комиссии. Парижские казни ярко продемонстрировали способность Капетингов отлично «приспосабливать» законы для воплощения в жизнь собственных политических устремлений.

Казни, совершенные 12 мая, нанесли решающий удар делу защиты ордена, на что король Филипп и возлагал свои надежды. Если прежде члены папской комиссии упоминали о свидетелях, от страха «словно бы лишившихся разума», то теперь, когда запылали костры, страх этот значительно усилился. Уже на следующий день, в среду, первый из свидетелей, представших перед комиссией, описан в протоколе как человек «бледный и очень напуганный». Это был тамплиер лет пятидесяти, состоявший в ордене около 20 лет и до того еще лет семь ему прослуживший. Его звали Эмери де Вилье-ле-Дюк; он был из диоцеза Лангра. Однако, несмотря на испуг, произнеся

слова присяги, он поклялся жизнью и своею душою, что если солжет, то гореть ему в аду; а затем заявил перед членами комиссии, бия себя к грудь кулаком, простирая руки к алтарю и с видом глубочайшего смирения преклонив колена, что все ошибки и преступления, приписываемые ордену, ложны.

Он действительно сперва признался в некоторых из грехов, приписываемых тамплиерам, но только «потому, что его много раз пытали господа Гийом де Марсийи и Гуго де ла Селль, королевские сержанты, которые вели допрос». Он сказал, что видел накануне, как 54 брата, «отказавшиеся признаться в преступлениях», были увезены на телегах к месту казни, и слышал позднее, что их сожгли. Увидев, как их везут на казнь, он засомневался, хватит ли у него мужества перенести такие страдания или же страх смерти заставит его признаться в том, «что все грехи, приписываемые ордену, истинны, ибо подобное зрелище заставило бы его признаться даже в том, что он убийца Господа нашего». Он молил членов комиссии и судебных клерков не сообщать о его показаниях людям короля и тюремщикам, ибо боялся, что, если его слова станут им известны, ему не миновать той же участи, какая постигла более 50 тамплиеров. Члены комиссии даже решили сделать перерыв в слушаниях, ибо, как им показалось, этот Эмери был буквально «на краю пропасти» и «в совершеннейшем ужасе», считая, что ему угрожает та же участь, что и казненным тамплиерам22.

Через пять дней, в понедельник 18 мая, комиссия собралась снова под председательством архиепископа Нар-бона; заседание происходило в его доме. Вскоре члены комиссии обнаружили, что их в очередной раз провели. Как оказалось, Рено де Провен был родом из провинции Сане, и Филипп де Мариньи, воспользовавшись тем, что комиссия временно отложила слушания, велел доставить Рено де Провена на заседание провинциального совета, дабы тот дал показания как частное лицо. Похоже, в этот момент над одним из двух основных защитников ордена нависла угроза сожжения на костре. Тогда члены папской комиссии предприняли очередную попытку отстоять свои права и послали все тех же Филиппа де Воэ и Амизиуса Орлеанского к архиепископу Санскому с подробными разъяснениями: папской комиссии поручено вести расследование против ордена тамплиеров в целом, вызывая свидетелей в суд, в результате чего братья и сумели выступить в защиту своего ордена. Среди них был и указанный священник Рено де Провен, вместе с другими выдвинувший немало аргументов в пользу защиты. Кроме того, ему и некоторым другим защитникам было позволено присутствовать при допросах других свидетелей и самим выступать перед комиссией «столько раз, сколько они считали нужным, ощущая себя в полной безопасности и под охраной закона». Члены комиссии просили архиепископа Санского и его викарных епископов занести все это в протокол «прежде всего потому, что они допрашивали указанного брата Рено и как частное лицо, члена ордена, однако этот допрос, по их заверениям, завершен не был». Они не имеют ни малейшего намерения мешать архиепископу Санскому вести собственное расследование и «в свое оправдание, желая докопаться до истины», доводят все это до сведения архиепископа и его викарных епископов с тем, чтобы они, люди опытные, могли посоветоваться и решить, «как им далее вести расследование по делу брата Рено, который, насколько известно комиссии, родом из провинции Сане».