Отто Бисмарк - С русскими не играют

Людвиг.

Эльмау, 27 сентября 1883 г.».

Когда Вильгельм получил это письмо, он был уже свободен от повторенных в нем аргументов благодаря Гаштейнскому договору от 14–20 августа 1865 г. [187]. С какими препятствиями мне еще пришлось столкнуться во время переговоров, предшествовавших этому соглашению, какую осмотрительность нужно было соблюдать, показывает следующее мое письмо к его величеству:

«Гаштейн, 1 августа 1865 г.

Всемилостивейший король и государь. Вы, ваше величество, великодушно простите меня, если, быть может, преувеличенное попечение об интересах высочайшей службы принуждает меня вернуться к сообщениям, которые ваше величество только что милостиво сделали мне. Мысль о разделе даже лишь управления герцогствами, если бы о ней узнали в августенбургском лагере, вызвала бы сильнейшую бурю в дипломатических кругах и в прессе. Здесь увидели бы начало неминуемого раздела и не засомневались бы, что те части страны, которые отойдут под управление Пруссии, будут потеряны для Августенбурга. Как и ваше величество, я считаю, что ее величество королева будет держать эти сообщения втайне. Но если вдруг из Кобленца намекнули на что-либо подобное королеве Виктории [188], в расчете на родственные отношения, кронпринцу с супругой, точно так же в Веймаре или в Бадене, то уже один факт, что тайна не была бы нами сохранена, как я обещал графу Бломе [189], вызвал бы недоверие императора Франца-Иосифа и привел бы к провалу переговоров. А за этим провалом должна почти неминуемо последовать война с Австрией. Соблаговолите, ваше величество, приписать не только моему попечению об интересах высочайшей службы, но и моей преданности лично вашей высочайшей особе мою уверенность, что ваше величество с иными чувствами и с более чистым сердцем решилось бы на войну с Австрией, если бы неотвратимость ее вытекала из самой природы вещей и монаршего долга. Дело бы обстояло по-другому, если бы осталось ощущение, что преждевременная огласка возможного решения удержала императора от согласия на последнюю приемлемую для вашего величества меру. Возможно, моя забота нелепа, но даже если бы она была справедлива, и, вы, ваше величество, не пожелали бы с ней считаться, я счел бы, что бог направляет сердце вашего величества, и не менее радостно нес бы мою службу. Но для успокоения совести я бы почтительнейше представил на усмотрение вашего величества, не прикажете ли вы мне вернуть телеграммой фельдъегеря из Зальцбурга. Внешним предлогом могла бы служить министерская почта, а завтра вместо этого курьера мог бы своевременно отправиться другой или тот же самый. Копию того, что я телеграфировал Вертеру [190]относительно переговоров с графом Бломе, всеподданнейше прилагаю. Я почтительнейше полагаюсь на испытанную милость вашего величества, с надеждой, что если вы не одобрите моих опасений, то припишете их искреннему стремлению служить не только из чувства долга, но и ради личного удовлетворения вашего величества. С глубочайшим благоговением до последнего вздоха остаюсь вашего величества всеподданнейший

фон Бисмарк».

Король написал на полях:

«Согласен. – Я упомянул об этом деле, потому что за последние 24 часа о нем больше не говорили, и я счел, что оно уже не принимается в расчет после того, как случился фактический раздел и вступление во владение. Моим письмом королеве я стремился понемногу подготовить переход ко вступлению во владение, которое возникло бы постепенно из административного раздела. Впрочем, я смогу изобразить это так и позже, когда действительно случится раздел владений, чему я все еще не верю, так как Австрия должна этому слишком сильно воспрепятствовать, после того как она слишком далеко зашла в своих заявлениях в пользу Августенбурга и против присоединения, правда, одностороннего.

В.

1/8.65».

Следующие письма ярче, чем мое описание, изобразят характерные черты императора.

«Берлин, 13 января 1870 г.

Увы, я до сих пор забывал передать вам медаль в честь победы, которая должна была бы быть прежде всего в ваших руках, поэтому препровождаю ее вам как свидетельство вашей всемирно-исторической деятельности.

Ваш Вильгельм ».

В тот же день я писал королю:

«Светлейший король, всемилостивейший господин, приношу вашему величеству почтительнейшую и глубочайшую признательность за милостивое пожалование мне медали в честь победы и за почетное место, предоставленное мне вашим величеством на этом историческом памятнике. Воспоминание о событии, которое сохранится для потомков на этом отчеканенном документе, обретает для меня и для моих родных особое значение благодаря милостивым строкам, коими ваше величество сопроводили пожалование. Если мое самолюбие находит высокое удовлетворение в том, что я удостоен донести свое имя до потомков под крыльями королевского орла, указующего Германии ее путь, то для моего сердца еще более дорого сознание, что с божиим ясно зримым благословением я служу потомственному монарху, к которому питаю чувства искренней любви и верности, и одобрение которого является для меня в этой жизни самой желанной наградой. Примите, ваше величество, выражение почтительной и неизменной преданности, до гроба вашего величества покорный слуга