Александр Путятин - Огнем и мечом. Россия между «польским орлом» и «шведским львом». 1512-1634 гг.

В то время как И.А. Заичкин и И.Н. Почкаев уверены: первый русский царь вынужден был начать ту самую борьбу за «окно в Европу», которую завершил Петр I. Строго говоря, обе позиции небезупречны. Выход к Балтийскому морю у России в середине XVI века был, его потеряли позже. Причем во многом благодаря поражению в Ливонской войне.

В июле 1557 года [18] То есть за полгода до начала боев в Ливонии. дьяк Иван Выродков построил в устье реки Наровы «…город для бусного (корабельного) приходу заморским людем» {21} 21 Скрынников Р.Г. Иван Грозный. М., 2001. С. 102. . После этого царь Иван IV запретил своим купцам ездить в ливонские порты Нарву и Ревель. Новгородцы и псковичи должны были ждать иностранцев на своей территории. Однако царский указ не изменил торговых маршрутов. Иноземные негоцианты по-прежнему швартовались в Ливонии. Естественно, это раздражало царя.

Строить развитое портовое хозяйства и мощные морские укрепления в устье Невы было долго и дорого. Дешевле и проще казалось взять готовое у соседей. Тем более что обжитые гавани на балтийском побережье были совсем не чужие. Эти земли недавно отняли у Псковского и Новгородского княжеств Литва, Ливонский орден и Швеция. Удачно выбрал царь и направление для удара: из троицы обидчиков Ливония имела наиболее обустроенные порты и была самым слабым военным противником. Повод тоже нашли подходящий: орденская казна задолжала России «юрьевскую дань» за много лет. В 1554 году послы магистра пообещали уплатить неустойку через три года, но денег Ливония так и не прислала. Вместо этого ее новый магистр Вельгельм фон Фюрстенберг заключил с Сигизмундом II тайный союз против России.

В общем, к концу 1557 года причин для войны набралось более чем достаточно. И Иван IV решил нанести удар. В январе 1558 года 40-тысячная русская армия перешла ливонскую границу недалеко от Пскова. События развивались строго по намеченному плану. Орден терпел одно поражение за другим. Царские войска взяли Нарву и Дерпт. Ливония, в которой еще до войны были сильны центробежные настроения, начала разваливаться на части. Пройдя всю страну, русские отряды весной 1559 года вышли к побережью Балтики, появились на границах Восточной Пруссии и Литвы. Царь ликовал. В Кремлевском дворце, в Большой палате, он устроил грандиозный пир. В разгар праздника Иван IV лично выпил кубок привезенной гонцами морской воды, и то же самое по его требованию сделали ближайшие советники — Сильвестр с Адашевым.

Но вскоре ситуация на фронтах резко изменилась. Причин называют много. Тут и недооценка опасности со стороны Крымского ханства, и завышенные требования Ивана IV к проигравшей борьбу Ливонии, и длительная пауза в военных действиях на севере летом 1559 года. Вот если бы русский царь продолжал слушаться Избранную раду, пишут один за другим в своих книгах историки, если бы не разогнал правительство Сильвестра—Адашева…

На самом деле все не так просто. Реформированная Адашевым русская армия была прекрасным инструментом войны. По соотношению цена/эффективность в Восточной Европе она не знала себе равных. Но на свете нет ничего идеального — имелись у царских войск и слабые места. Так, длительный мир этой армии был категорически противопоказан. Когда рядом с 25—30 тысячами бояр и дворян в той же тяжелой коннице скачут 25 тысяч боевых холопов, прекращение войны лишает половину ратников перспектив на возврат к свободе, богатству и знатности. Иными словами, превращает этих храбрых и опытных воинов из лояльных слуг режима в потенциальных бунтовщиков. Но это еще не все: боярско-дворянская половина конного ополчения, несущая расходы по собственному содержанию и экипировке боевых холопов, заинтересована только в быстрых и победоносных кампаниях. Длительные войны на своей территории, где нельзя разжиться трофеями, грозят ей разорением.

Пока правительству удавалось сохранять оптимальный темп боевых действий, устраивающий обе половины поместной конницы, военный механизм царской России работал идеально. Но первые же нарушения ритма могли сказаться на его боеспособности не лучшим образом. Вот почему советники Ивана IV еще в начале Ливонской войны пытались притушить его воинский пыл. Царь же, уверовавший после Казани в свои стратегические таланты, пытался достичь всего и сразу.

Так, получив весной сведения о том, что летом 1559 года крымский хан готовит поход на Москву, Иван IV не только заключил полугодовое перемирие с Орденом и направил основную часть армии на юг для защиты «украйн». Он послал в дальние речные рейды два больших русских отряда: восьмитысячный окольничего Данилы Адашева и пятитысячный князя Дмитрия Вишневецкого. Адашев захватил в устье Днепра два турецких корабля, а затем высадился в западном Крыму, близ современной Евпатории. Его воины разорили несколько татарских улусов, освободили сотни русских рабов и вернулись по Днепру домой. Вишневецкий разбил на Дону крымский отряд, идущий к Астрахани, а затем осадил турецкую крепость Азов. Гарнизон спасло лишь появление султанского флота адмирала Али Рейса. Нетрудно заметить, что оба дальних рейда существенно задели интересы Блистательной Порты. Стоит ли после этого удивляться, что очень скоро в рядах крымских войск на южных границах России появились турецкие пушкари с «нарядом» и отряды янычар?