На рассвете 24 августа Пожарский послал конные отряды к Донскому монастырю. На поле перед Земляным городом развернулось кровопролитное кавалерийское сражение. По плану атаку должна была поддержать и конница Трубецкого. Однако наступала она вяло и не предпринимала решительных действий. Это позволило Ходкевичу сконцентрировать силы против ратников Пожарского. После упорного боя дворянские сотни отступили через Крымский брод на левый берег Москва-реки.
Как только опасность флангового удара миновала, гетман направил все силы на позиции Трубецкого. После упорного сражения отборная венгерская пехота захватила острожек на Ордынке и открыла для польской армии путь в Кремль. Не теряя времени, Ходкевич двинул в прорыв телеги с продовольствием и воинскими припасами. Огромный обоз, включавший более 400 тяжелых возов, заполонил собой всю Ордынку. Трубецкой к этому времени утратил контроль над ситуацией, но казаки сдаваться не собирались. Бой в городских развалинах, когда все решает не строй, не приказ начальства, а личная инициатива каждого воина, был для них привычной стихией. Вскоре на помощь подошли ратники Второго ополчения. И в тот момент, когда поляки уже праздновали победу, из развалин по обе стороны от Ордынки внезапно раздались плотные ружейные залпы. Когда же испуганные выстрелами обозные лошади начали переворачивать телеги и топтать идущих рядом людей, русские кинулись врукопашную. Занявший острожек полк погиб почти полностью, оставшиеся в живых венгры обратились в паническое бегство.
Какое-то время сражение шло с переменным успехом. Дворяне Пожарского, его основная ударная сила, после трех суток маршей и боев (то в конном, то в пешем строю) были измотаны до предела. Наемники Ходкевича еще удерживали многие из захваченных утром позиций, но уже категорически отказывались идти вперед…
Стремясь переломить ситуацию, Пожарский решил нанести удар во фланг и тыл основной группировки противника со стороны Крымского брода. Возглавить атаку вызвался Кузьма Минин. После недолгого смотра он отобрал три дворянские сотни, выглядевшие посвежее прочих. Внезапным ударом эта горстка удальцов смяла охранявшие брод роты наемников и погнала их к польскому лагерю. Воспользовавшись паникой, в наступление перешли все русские силы. Польские войска бежали под защиту стен Донского монастыря. 25 августа остатки армии Ходкевича ушли по Смоленской дороге к Можайску и Вязьме.
Победа была полной. Но сражение за Москву не закончилось. Польский гарнизон сидел за крепкими стенами Китай-города и сдаваться не собирался. Перед уходом к литовскому рубежу Ходкевич смог отправить к Струсю гонца. Гетман клялся, что вернется через три недели со свежей армией и новым обозом. А тем временем в рядах победителей вспыхнули разногласия. Благодаря стараниям Минина Второе ополчение не знало недостатка в одежде и продовольствии. Совсем иным было положение в отрядах Трубецкого. О регулярном снабжении казаки могли лишь мечтать. Деньги и при Заруцком им выдавали нечасто, а после его отъезда вообще перестали платить. Пока стояли жаркие дни, ратники Первого ополчения не обращали внимания, как износилась их одежда. Но наступили холодные сентябрьские ночи, и казаки заволновались. Недовольство бойцов постарались использовать «тушинские бояре» — Григорий Шаховской, Иван Плещеев и другие. Именно в их карманы утекали средства, собираемые на Первое ополчение. Подогревая мятеж, тушинцы указывали голодным, замерзающим казакам на соседние полки Пожарского как на виновников бедственного положения таборов.
«Дворяне сыты и одеты, — говорили заводчики мятежа, — потому что все забирают себе! Им платят жалованье, к ним в лагерь идут обозы с продовольствием, а вам ничего не достается!» Это была наглая ложь. Перед решительной атакой на прорвавшихся к Кремлю наемников, Минин сказал казакам, что воеводы уступят им весь польский обоз, если его удастся захватить. Пожарский выполнил обещание: его воины не взяли себе ни единой телеги, ни одного мешка из этой добычи. В том, что продовольствие и снаряжение не дошли до ратников, виновато было руководство Первого ополчения во главе с Дмитрием Трубецким. Но он и не думал каяться. Вместо этого боярин снова потребовал, чтобы стольник Пожарский признал его верховную власть и уступил командование земской армией.
Конфликт мог погасить лишь «внешний арбитр», решение которого согласятся принять обе стороны. Эх, если бы был жив Гермоген!.. Если бы он находился на свободе!.. Но патриарх к этому времени уже погиб в польском застенке. Вместо него роль переговорщиков взяли на себя троицкие монахи. До этого они неоднократно помогали «воинству» деньгами и припасами. В критический момент, когда у осаждавших Москву казаков закончился порох, иноки отдали весь свой запас, даже вынули заряды из крепостных орудий. Денег, которые таборы требовали за службу, у монастыря не было, поэтому архимандрит Дионисий прислал грамоту с обещанием выплатить в ближайшее время тысячу рублей, а в качестве заклада прислал церковное имущество: ризы, стихари, епитрахили и прочее. Расчет старца оказался правильным. Казаки вспомнили, как часто выручал их Троицкий монастырь, сколько сил и средств вложил он в общее дело. Атаманы вернули церковные вещи и дали клятву не отступать от Москвы до полной победы над врагом.
Читать дальше