Вы должны мне верить. Вы уже стали моими друзьями, моими боевыми товарищами. Хотя найдется человек, который не сможет, как вы, посмотреть мне прямо в глаза. Он скажет: «Он списал все об этих ракетах из „Правды“».
Пеньковский пытался укрепить свои отношения с членами спецгруппы и убедить себя в том, что они понимают и доверяют ему. Пугало то, как он рискует и как будет рисковать, вернувшись в Москву. Может, в Бьюлике и его команде он хотел увидеть некоторое подобие своего отца? Психиатры ЦРУ отметили, что для многих перебежчиков, которые в раннем детстве потеряли отца или жили вдали от него, очень свойственно искать нового отца или новый авторитет. И хотя такой фигурой в его жизни был маршал Варенцов, Пеньковский приготовился предать его, поскольку видел бесперспективность своей карьеры — в общем-то, из-за происхождения отца. Варенцов, его названый отец, тоже подвел его, поскольку Пеньковский так еще и не получил звание генерала. А если бы Пеньковского признали и после двадцати лет в звании полковника он все-таки дослужился бы до генерала, то было бы трудно представить, что он обратился бы к Западу, чтобы выполнить свою миссию.
— Вы должны меня правильно понять, — сказал Пеньковский. — Я зрелый человек, мне уже скоро пятьдесят, как и вам. Может, Майкл (Стоукс) и Джозеф (Бьюлик) моложе, но старше по опыту. Не знаю.
— Спасибо, — сказал, улыбнувшись, Джо Бьюлик {202} .
— Если правительства, которым я теперь служу, оценят мою работу, выполняемую в условиях чрезвычайной опасности и с определенной долей самопожертвования, поверьте… — Пеньковский остановился на середине предложения, не закончив его, затем снова заговорил {203} :
— Если то, что я уже сделал, действительно что-то значит, если вы верите в мои возможности и хотите, чтобы я был полезным до конца, и если для вашего руководства и вашего правительства я не просто мальчик на побегушках, то внимание ко мне с их стороны будет означать, что работа моя оценена по заслугам {204} .
Если вы считаете, что я всего лишь посредственность, то и мне придется это признать. Я попросил вас наградить Винна, дать ему денег. Уже прошла неделя, а вы так ничего и не ответили. Скоро я уеду. Так вы дадите ему денег или нет? Винну нужны деньги — он сделал все, чтобы свести нас, чтобы я мог выполнить главное дело моей жизни. Если вам кажется, что мои возможности, задачи, идеи и способности невелики, так и скажите: «Молчи. Будь скромнее. Успокойся. А то больно много о себе думаешь» {205} .
Но я хочу делать великие дела — хочу стать вашим первым номером — для вашего правительства, командования, ради гуманной цели, в борьбе против коммунизма. Вы уже хорошо ко мне относитесь, как к другу и товарищу. Вы мне верите. Но все остальные, все, кто руководит, не с вами. Да благословит их Господь. Вы можете передать им мои лучшие пожелания. Видите, какая у меня бунтарская натура. Какой я необыкновенный, энергичный человек. Я чувствую, что вы все еще изучаете меня, рассматриваете под микроскопом. Может, вам кажется, что я полон противоречий, если так, то скажите. Может, это объясняется тем, что я верю в свою силу, возможности и правду с большой буквы.
В свете всего этого прошу вас оценить мои возможности до отъезда 2 или 6 мая. Когда я решил к вам прийти, я все хорошо обдумал. Прошу вас меня понять, правильно оценить и поверить в меня. Дайте мне как можно быстрее самое трудное поручение, чтобы я мог его выполнить. Может, тогда вы отнесетесь ко мне по-другому. Я хочу, чтобы вы использовали меня только в крупных делах {206} .
Кайзвальтер попытался вставить слово, но Пеньковский не дал.
— Минутку, — сказал он. — Я скоро закончу. Если американские студенты (Кокс и Кобб), которые мне помогли, сделали что-то стоящее, наградите их. Это будет означать, что вы меня оценили. Если вы ничего для них не сделаете — или сделаете лишь немного, — что ж, тогда и я для вас мелкая рыбешка — и теперь, и в будущем.
Я пойму, как вы относитесь ко мне, увидев, как правительство оценивает двух молодых американцев, Винна и вас самих. Вы можете спросить: а какое мне дело, как к вам и к ним относится правительство? Но мне не безразлично видеть, как будет оценена работа, способствующая нашему сотрудничеству и пользе общего дела. Дай Бог им благополучия. Я хочу работать только по большому, серьезному счету, выполнять опасные поручения. Уверен, что если мне придется погибнуть, если со мной что-то случится, вы не забудете о моей дочери, матери и жене. Вам известны мои предложения на этот счет, вы что-нибудь придумаете и не оставите их в нужде {207} .
Читать дальше