Николай Непомнящий - Загадки истории России

Александр был прав. Он действительно изменился и действительно не способен был делами и поступками своими возвратиться к тем временам, когда проводил хоть и умеренные, но все же либеральные и хорошо воспринятые обществом реформы… Впрочем, и тогда, легко увлекаясь проектами государственных преобразований, он при первой же неудаче опускал руки, терял веру в начатое дело, в русский народ и испытывал состояние разочарованности и меланхолии.

Что касается раскаяния…

Первая страница александровского правления в России открылась трагическим событием 11 марта 1801 года, когда Павел I пал жертвой заговорщиков-дворян.

Александра потрясла весть о смерти отца. Как утверждают современники, он впал в истерику.

— Мне же обещали не посягать на его жизнь! — повторял он с глухими рыданиями, метался по комнате, не находя себе места.

Граф Пален, один из организаторов и участников убийства Павла, с трудом привел его в чувство. А когда Александр, называя себя отцеубийцей, отказался от престола, заговорщики пообещали показать ему рекою пролитую кровь всей царствующей семьи…

Александр сдался.

Никогда не обладавший сильной волей, он покорился судьбе, не задумываясь (или не стараясь думать) о том, какие испытания ждут его в будущем. Любимый внук Екатерины II, он меньше всего воспитывался при отцовском Гатчинском дворе с его казарменной обстановкой, — Александр вращался в Екатерининском дворце в кругу виднейших государственных мужей (не набираясь, впрочем, от них большого ума), слышал не барабанный треск на гатчинском плацу, а утонченную речь дипломатов, взирал не на марширующих солдат, а на прекрасных актеров, представлявших на подмостках очаровательные сцены из новейших французских пьес… В царской семье все — и мать, и супруга, и братья с их женами — называли Александра «нашим ангелом», доброта и доброжелательность которого к ближнему «не подлежит сомнению» (заметим в скобках: этот «ангел» выразился однажды так о военных поселениях, насаждаемых Аракчеевым: «Военные поселения будут, хотя бы для этого пришлось всю дорогу от Чудово до Петербурга устлать трупами!»).

Итак, Александр взошел на престол. Его первое появление в Зимнем дворце как нового императора, если верить современникам, являло собой достаточно жалкую картину. «Он шел медленно, колени его как будто подгибались, волосы на голове были распущены, глаза заплаканы. Он смотрел прямо перед собой, изредка наклонял голову, словно кланяясь. Поступь и осанка его изображали человека, удрученного неожиданным ударом рока. Казалось, лицо его выражало одну тяжелую мысль: «Они все воспользовались моей молодостью, неопытностью, я был обманут, не знал, что, исторгая скипетр из рук самодержца, неминуемо подвергал его жизнь опасности». Сознание своей вины, бесконечные упреки самому себе в том, что он не сумел предвидеть трагический исход, — все это оглушило сознание Александра. «Целыми часами, — вспоминал Адам Чарторыйский, один из советников императора, — оставался он в безмолвии и одиночестве, с блуждающим взором, устремленным в пространство, и в таком состоянии находился в течение многих дней, не допуская к себе почти никого». Упадок духа дошел до такого состояния, что на все утешения советника он отвечал с грустью:

— Нет, все, что вы говорите, для меня невозможно… Я должен страдать, ничто не в силах уврачевать мои душевные муки!

В то время ему было двадцать три года.

Отечественная война, закончившаяся полным разгромом и изгнанием из России наполеоновской армии, придала царствованию Александра черты некоторого величия. Но — продолжалось это недолго. Прошло время энтузиазма и надежд. Наступили годы глухой реакции. Фактическим правителем обширной Российской империи стал всесильный временщик Аракчеев, выразитель и проповедник жестокого политического деспотизма. Он то и дело преподносил императору не только бутафорские картины благополучия военных поселений, но и факты, которые навевали ужас. Чего стоило одно лишь усыпанное подробностями донесение о жестоком подавлении восстания крестьян в Чугуевском районе на Харьковщине в июне — августе 1819 года!

Поддавшись общему увлечению мистицизмом, охватившему тогда всю Западную Европу, Александр искал утешение в религии. Он ревниво исполнял все церковные обряды, молитва вроде бы вносила успокоение в его душу. Он говорил графине Соллогуб:

— Возносясь духом к Богу, я отрешаюсь от всех земных наслаждений. Призывая на помощь Бога, я приобретаю то спокойствие, тот душевный мир, который не променяю ни на какие блаженства здешнего мира.