Гельмут Симон - Войны Рима в Испании. 154—133 гг. до н. э.

Здесь необходимо еще раз обратить внимание на поведение послов дружественных Риму испанских общин. О вероятных причинах их связей с Римом мы уже говорили в свое время (см. выше, с. 36—37) и не нашли в них ничего странного. Однако бросаются в глаза их весьма необычные речи, произнесенные перед сенатом. По отношению к своим соотечественникам они держали себя еще более по-римски, чем сами римляне, настроенные весьма враждебно. Какой дерзостью надо было обладать, чтобы требовать от римлян явить пример строгости или ежегодно отправлять в Кельтиберию консула с войском (Polyb., XXXV, 2, 9—10)! В 152 г. такое требование выглядело более чем необычным, как-никак это был первый случай, когда в Испанию один за другим отправлялись два консула, и тогда еще не могли предвидеть того, что вскоре станет обычной практикой. Однако речи испанцев приходились по сердцу тем, кто настаивал на продолжении войны и жестких методах ее ведения. Они настолько соответствовали их желаниям, что трудно отделаться от мысли — сами эти политики и сформулировали ad hoc подобные соображения. Поскольку известно, что такие посольства пользовались в Риме гостеприимством знатных патронов и получали от них советы (как, например, аллоброги в 63 г.: Sail. Cat., 41, 4), то напрашивается предположение, что за их речами стояли желания и намерения римских политиков.

Нового консула должны были сопровождать и новые войска — для усиления тех, что уже стояли в Испании. Во время рекрутского набора, проходившего в Риме в начале 151 г., дошло до конфликтов и волнений. Как передают источники, сенатом, готовившимся энергично продолжать войну в Испании, овладело подлинное воодушевление (Polyb., XXXV, 3, 8—4, 1). Иные чувства обуревали народ (Polyb., XXXV, 4, 1—3; 6). Такого страха, какой испытывали перед военной службой в Испании, не могли припомнить, причем он охватил не только простых граждан, но и молодых нобилей, которые должны были занимать посты легатов и военных трибунов и для которых это являлось одним из условий последующей политической карьеры, но они уклонялись от набора под любыми возможными предлогами (Polyb., XXXV, 4, 4—7; Liv., per. 48; Oros., IV, 21, 1). В этой ситуации следует видеть результат всего того, о чем официально и неофициально сообщали, рассказывали, дискутировали в Риме по поводу испанской войны с конца 153 г. и, особенно, с середины 152 г. Даже теперь, по прошествии примерно года, в общественном мнении давали себя знать истинные последствия понесенного Нобилиором поражения. Известия о событиях в Испании, одно хуже другого, проникали в Рим тремя разными путями. Поначалу даже для высших кругов основным источником являлись сообщения Нобилиора и его штаба после их возвращения (Polyb., XXXV, 4, 2) как официальные для сената, так и другие, более подробные в иных подходящих случаях. Нобилиор и его окружение были заинтересованы в том, чтобы изображать ситуацию как можно в более мрачном свете, чтобы оправдаться самим. Вероятно, немного позднее в Италию и Рим вернулись, как и сам полководец, те, кто из-за ран и лишений оказались негодны к дальнейшей службе в Испании. В их рассказах также должны были преувеличиваться темные стороны войны. Суть их сводилась к следующему: «непрерывные и опасные сражения, огромные потери, отважный противник» (Polyb., XXXV, 4, 2). Эти известия, исходившие от обычных солдат, на которых к тому же еще лежала печать перенесенных страданий, прежде всего влияли на простых же людей и явились главной причиной панического страха перед войной в Испании {117} . Если для этого еще требовались какие-то причины, то таковыми стали описанные выше дебаты в сенате. Обе стороны соглашались в том, что речь идет об опасной, тяжелой войне. Мнения расходились лишь в вопросе о дальнейших действиях. Кроме того, в высшей степени неблагоприятное впечатление должны были производить упреки в малодушии такого испытанного полководца, как Марцелл. Таким образом, все способствовало тому, чтобы еще только усилить панику в Риме.

К этому добавились и другие факторы, затруднявшие воинский набор. Осуществлявших его консулов [81]обвиняли в том, что они проводят его пристрастно и некоторым людям назначают более легкие места службы (Арр. Iber., 49, 209). Народные трибуны приняли участие в этом конфликте. Поскольку их возражения не имели успеха, они, недолго думая, арестовали консулов (Liv., per. 48). Были ли люди, за которых они заступились, лишь их друзьями, как считал Ливии, или трибуны применили силу в защиту действительно несправедливо обиженных людей, решить трудно. Однако тот факт, что конфликт мог быть разрешен, вопреки прежнему обычаю, лишь переходом на жеребьевку при назначении рекрутов на определенный театр военных действий, заставляет предполагать второе {118} . [82]Это обеспечило беспристрастное проведение набора и восстановило спокойствие.