Тот продемонстрировал Росинскому пленку и дал проект постановления о возбуждении уголовного дела. Проект был совершенно безграмотный. Неведомо, кто мог его сочинить - вероятно, какой-то оперативник из МВД или ФСБ. В кабинете, кроме Волошина, находились Степашин и Путин.
- Берите материалы и идите в кабинет Татьяны Борисовны Дьяченко, сказал Росинскому Волошин. - Он не занят. Если у вас возникнут какие-то трудности, имейте в виду, здесь находятся два заместителя Генерального прокурора России, они вам помогут.
Позже Росинский рассказывал Катышеву, что видел у подъезда две машины с номерами "АК", приписанными к прокуратуре. Скорее всего, это были машины Чайки и Демина. Ясно, что кремлевская администрация не пошла бы на возбуждение уголовного дела, если бы Чайка и Демин высказались против, но мои замы поддержали Волошина, и в результате возникло уродливое, с правовыми перекосами уголовное дело. Потом Степашин сказал мне:
- Не будьте так строги к Чайке и Демину. Им самим было предложено возбудить уголовное дело, но они отказались.
Не мог возбудить это дело Росинский, не имел права. Таким правом обладают только прокуроры субъекта Федерации - в данном случае, прокурор Москвы Герасимов, а также заместители Генерального прокурора. Росинский не мог возбудить дело не только против меня, а даже против рядового следователя в "лейтенантском" чине. Но, видать, придавленный своим собственным компроматом, - голубого цвета, - Росинский сделал то, чего не имел права делать.
Уголовное дело было возбуждено, как записано в постановление, по материалам ФСБ, а можно возбуждать только по материалам прокуратуры. Налицо процессуальное нарушение.
Материалы же в прокуратуру Москвы не поступали, они не зарегистрированы, а раз так, то они вообще не могли быть предметом рассмотрения для Росинского. Заявительницы, изображенные на злополучной видеопленке, не были предупреждены об ответственности за ложный донос. Все заявления - их вначале было три, одно датировано 23 марта, второе - 26-м, третье - 27 марта, написаны по сути одними и теми же фразами, на одной бумаге, с одними и теми же словесными оборотами, хотя писали их девушки вроде бы каждая самостоятельно и в разных концах Москвы. Налицо было очень грубое исполнение "умной" мысли, подкинутой кремлевским обитателям Чубайсом. Потом заявительниц стало больше, пять или шесть. Это что же выходит, они ждали, ждали, а затем в один прекрасный момент решили, что их жизни угрожает опасность и побежали за защитой в ФСБ?
Бред какой-то. Ясно было, что этих девушек подбирали специально, искали и нашли.
Генерал Баграев отметил, что при возбуждении уголовного дела был допущен целый букет нарушений. И как только Росинский - юрист в общем-то опытный - мог допустить их? Юрий Муратович Баграев даже высказал предположение, что Росинский допустил это с одной целью, чтобы дело можно было легко дезавуировать.
Но эта версия так и осталась версией, всем нам хочется думать о своих коллегах лучше, но не всегда это получается.
Сейчас Росинский - презираемый в прокуратуре человек. Кстати, всплыла еще одна не самая лучшая для этого человека деталь: Росинского очень активно обхаживал, уговаривал Хапсироков. И в знак благодарности за содеянное, - как гонорар, - помог отремонтировать квартиру. Может быть, попросту - купил. Нет, не хотел бы я оказаться на месте Росинского.
Но и мне было не легче.
Первые дни после возбуждения уголовного дела были самые тяжелые.
Надо отдать должное Госдуме - она активно поддержала меня. Были немедленно назначены слушания. В Госдуме хотели незамедлительно, прямо на следующий же день разобраться в происходящем. Позвонила Светлана Петровна Горячева - заместитель спикера, потом позвонил Анатолий Иванович Лукьянов... но решили вполне разумно: вначале надо чуть прийти в себя, остыть, а уж потом - разбираться.
И все равно это произошло гораздо раньше, чем предполагалось.
Все ожидали, что я буду на заседании Госдумы косить, что называется, налево и направо, рубить всех и вся, предоставлю лакомые материалы о коррупции в семье президента, но я не стал этого делать. Я понимал, что по отношению ко мне допущено вопиющее беззаконие, надо защищаться всеми средствами, которые у меня есть, но только не такими, опуститься до сведения счетов я не мог.
Одна газета написала, что я вел себя по отношению к президенту джентльменски, но он этого не заметил и вбросил на телевизионный канал пленку... Я видел лицо Алиева, которого показывали в тот же день по телевидению на саммите глав СНГ, видел, как Алиев смотрел на Бориса Николаевича, и думал: не дай Бог гражданам нашей страны дожить до такого момента, чтобы вот так смотрели на своего президента.
Читать дальше