Последнее такое совещание состоялось в 1998 году в Тбилиси. Была там встреча и с Шеварднадзе, и я понял, насколько все-таки влиятелен наш орган. Мы приняли комплексную программу по борьбе с коррупцией, внесли изменения в Минскую конвенцию об оказании правовой помощи по уголовным делам и так далее. Генпрокуратура России стала лидером прокурорских систем стран СНГ, оказывала большую методическую, организационную и научную помощь своим коллегам из стран ближнего зарубежья. Был налажен выпуск социального органа прокуратур стран СНГ - журнала "Прокурорская и следственная политика". Это, по-моему, единственный такого рода печатный орган стран СНГ.
По инициативе Генпрокуратуры России была проведена в Москве в 1997 году первая и единственная встреча руководителей всех правоохранительных органов стран СНГ (прокуратуры МВД, органов безопасности, налоговых и таможенных органов).
Я понимал, что важную роль в будущей деятельности Генпрокуратуры будет играть работа следственного аппарата. Особенно расследование коррупционных дел, дел о заказных убийствах, о финансовом мошенничестве и так далее.
Катышев не шел ни на какие сделки, умел сказать "нет" любому чину, любому руководителю, умел отстаивать интересы следователей перед оперативниками. Я был доволен, что следственная часть Генпрокуратуры оказалась в его руках. Я вообще всегда доверял следователям и никогда не посягал на их процессуальную самостоятельность. Следователи - это особая каста, это лицо прокуратуры. Потом, позже, мне попытались приписать, что я пытался давить на следователей, вмешивался в их дела. Этого никогда не было.
Во-первых, лучше следователя никто не знает дело, которое он ведет. Во-вторых, в своем большинстве это люди профессиональные, грамотные, хорошо подготовленные. В-третьих, я понимал, что такое вмешательство необоснованное, начальническое - обязательно вызывает негативную оценку, отторжение со стороны следователей. Если бы я своим командным вмешательством допустил бы ошибку, то сильно бы скомпрометировал себя.
На личном контроле я держал более десяти дел. Это дела по убийству Листьева, Холодова, Кивилиди, Старовойтовой, Маневича, Рохлина и другие. Первые два дела - на особом контроле. Приглашал министров, когда в очередной раз заслушивались эти дела. Несколько из них находились на контроле и у президента. Часто случалось, что на волоске висела судьба и Куликова, и Ковалева, и вообще всех тех, кто назначался указами президента. В отличие от меня, их можно было освободить от должности в какие-то тридцать минут - времени требовалось ровно столько, сколько нужно на набор указа на компьютере и визирование у двух-трех чиновников, всегда находящихся под рукой. Ведь раскрытие этих дел зависело от оперативных служб, находящихся в подчинении МВД и ФСБ. Здесь я старался поддержать и Анатолия Сергеевича Куликова, и Николая Дмитриевича Ковалева. Никогда не бросал камень в их огород. Более того, боялся это сделать, ибо судьба этих людей зависела от того, с каким настроением приехал в Кремль наш уважаемый президент.
Меня же было довольно трудно освободить, я знал, что за мной стоит Совет Федерации и без утверждения на заседании этого авторитетнейшего органа меня никто с работы не снимет, поэтому в связи с делами по убийству Листьева и Холодова я никогда публично не критиковал работу руководителей МВД и ФСБ, не подчеркивал, что именно от их усилий и зависит раскрытие этих дел. В последующем это "сослужило" мне плохую службу, так как многим казалось, что именно прокуратура, а не органы, осуществляющие оперативно-розыскную деятельность, должна раскрыть эти преступления. А раз дело Листьева не раскрыто, значит Генпрокурор работает плохо. Эту ложную посылку умело тиражировали в СМИ мои противники.
Наметились подвижки в раскрытии заказных убийств. Как, собственно, и преступлений, связанных с коррупцией, с финансовыми махинациями, с наркотиками. Мне пришлось провести некую реорганизацию и создать Главное следственное управление. Вся оперативно-следственная информация должна была отныне собираться только в одних руках - у Катышева. Усилен был и институт прокуроров-криминалистов - людей, которые имеют практические навыки по раскрытию тяжких преступлений. Для этого пришлось изыскать пятьдесят новых вакансий. На всю систему, естественно. Провели всероссийское совещание прокуроров-криминалистов, там я выступил с большим докладом.
Результаты не замедлили сказаться. Уровень раскрываемости убийств возрос почти на 7 процентов. Когда я пришел в Генеральную прокуратуру, он составлял 73,5, а через три с половиной года - почти 81 процент. Этот рост считается по всем меркам очень приличным.
Читать дальше