Вопреки изложенным выше заявлениям маршала Жукова на заседании Высшего военного совета, было установлено, что все планы всех без исключения значительных операций Отечественной войны, равно как планы их обеспечения, обсуждались и принимались на совместных заседаниях Государственного Комитета Обороны и членов Ставки в присутствии соответствующих командующих фронтами и главных сотрудников Генштаба, причем нередко привлекались к делу начальники родов войск.
Было установлено, далее, что к плану ликвидации сталинградской группы немецких войск и к проведению этого плана, которые приписывает себе маршал Жуков, он не имел отношения: как известно, план ликвидации сталинградской группы немецких войск выработан и сама ликвидация была начата зимой 1942 года, когда маршал Жуков находился на другом фронте, вдали от Сталинграда. Было установлено, дальше, что маршал Жуков не имел также отношения к плану ликвидации крымской группы немецких войск, равно как к проведению этого плана, хотя он и приписывает их себе в разговорах с подчиненными. Было установлено, далее, что ликвидация корсунь-шевченковской группы немецких войск была спланирована и проведена не маршалом Жуковым, как он заявлял об этом, а маршалом Коневым, а Киев был освобожден не ударом с юга, с Букринского плацдарма, как предлагал маршал Жуков, а ударом с севера, ибо Ставка считала Букринский плацдарм непригодным для такой большой операции.
Было, наконец, установлено, что признавая заслуги маршала Жукова при взятии Берлина, нельзя отрицать, как это делает маршал Жуков, что без удара с юга войск маршала Конева и удара с севера войск маршала Рокоссовского Берлин не был бы окружен и взят в тот срок, в какой он был взят.
Под конец маршал Жуков заявил на заседании Высшего военного совета, что он действительно допустил серьезные ошибки, что у него появилось зазнайство, что он, конечно, не может оставаться на посту главкома сухопутных войск, он постарается ликвидировать свои ошибки на другом месте работы».
И здесь обвинения – сугубо не политические – зазнайство, присвоение чужой славы, недовольство тем, что назначили только главкомом сухопутных войск, а не наркомом обороны.
До смерти Сталина Жуков оставался в тени. После того, как его обвинили в присвоении трофейных ценностей и вывели из кандидатов в члены ЦК ВКП(б), Жуков 27 февраля 1947 г. написал покаянное письмо Сталину: «Во-первых, моя вина прежде всего заключается в том, что я во время войны переоценивал свою роль в операциях и потерял чувство большевистской скромности. Моя вина заключается в том, что при докладах Вам и Ставке Верховного Главнокомандования своих соображений, я иногда проявлял нетактичность и в грубой форме отстаивал свое мнение.
В-третьих, я виноват в том, что в разговорах с Василевским, Новиковым и Вороновым делился с ними о том, какие мне делались замечания Вами по моим докладам. Все эти разговоры никогда не носили характера обид, точно так же, как я, высказывались Василевский, Новиков и Воронов. Я сейчас со всей ответственностью понял, что такая обывательская болтовня, безусловно, является грубой ошибкой, и ее я больше не допущу.
В-четвертых, я виноват в том, что проявлял мягкотелость и докладывал Вам просьбы о командирах, которые несли заслуженное наказание. Я ошибочно считал, что во время войны для пользы дела лучше их быстрее простить и восстановить в прежних правах Я сейчас осознал, что мое мнение было ошибочным».
Кающийся маршал совсем не напоминал грозного кандидата в бонапарты. И Сталин ограничился тем, что отправил Жукова в феврале 1948 года командовать тыловым Уральским округом, где почти не было войск. Такое понижение было связано с тем, что получило ход дело о незаконном присвоении Жуковым трофейного имущества в Германии. Но на этом падение Георгия Константиновича было остановлено. А в 1952 году, после XIX съезда партии Сталин восстановил Жукова в кандидатах в члены ЦК КПСС. Он считал, что маршал еще пригодится.
Встреча Сталина с Гарриманом, состоявшаяся 26 октября 1945 года, на пару недель приглушила слухи о тяжелой болезни генералиссимуса. Американский посол на следующий день заявил, что Сталин «находится в добром здравии и слухи о его болезни не имеют никаких оснований». Однако после того, как 7 ноября Сталин не появился на Красной площади во время традиционного парада, слухи о болезни вспыхнули с новой силой.
Сталина все больше раздражало поведение Молотова, делавшего, на взгляд Иосифа Виссарионовича, слишком большие уступки западным союзникам и проявлявшего во внешнеполитических вопросах недопустимую самостоятельность. За время сталинского отпуска в действиях Молотова никаких перемен к лучшему не произошло. Вячеслав Михайлович еще не понял того, в чем Иосиф Виссарионович уже не сомневался – скоро придется рвать с западными союзниками, чтобы спастись от тлетворного буржуазного влияния, а связи с Западом, экономические, культурные и политические, свести к минимуму, чтобы не смущать умы советских граждан, которые и так слишком многого насмотрелись в освобожденной Европе, и не допустить «экспорта капитализма». Спасение Сталин видел в автаркии, благо трофеи в виде германского промышленного оборудования и технической документации позволяли в обозримом будущем развивать промышленность и без американской помощи. А завоеванные государства Восточной Европы представляли собой потенциальный рынок для советского сырья, энергоресурсов, продукции тяжелой промышленности и источник поступления отсутствующего в СССР сырья, а также ширпотреба для уменьшения его острого дефицита в СССР. Молотов же за свою уступчивость в переговорах с западными партнерами утратил доверие Сталина. Иосиф Виссарионович больше не рассматривал его как своего возможного преемника, поскольку не верил, что тот сможет сохранить его наследие во враждебном капиталистическом окружении.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу