Е. Томас Юинг - Учителя эпохи сталинизма - власть, политика и жизнь школы 1930-х гг.

Далеко не все учителя вели себя достойно и защищали учеников. Кто-то, наоборот, позаимствовал у политиков терминологию и стиль поведения для укрепления своей власти над школьниками. Один карельский учитель пенял своим первоклашкам на то, что они не «оправдывают доверия партии»: «Какие же вы строители коммунизма, если даже домашнее задание шаляй-валяй делаете?». В школе под Днепропетровском опытный учитель И. С. Бабич «поддерживал строгую дисциплину», объявляя всех нарушителей дисциплины «врагами народа». Его молодая коллега Литовченко считала такие «педагогические приемы» неприемлемыми, хотя «эти слова вразумляли даже самых отъявленных хулиганов». Весь 1937/1938 учебный год, в разгул террора, саратовский учитель грозил озорникам отправить их «на Ленинскую», где располагалась ближайшая тюрьма. Красноярец Силинский объявил детям, что он для них «и Сталин, и Молотов», а москвичка Левшина потрясала перед классом стулом и кричала: «Я сильнее вас и буду делать, что хочу» {665} 665 РГАСПИ. Ф. 1М. Оп. 3. Д. 177. Л. 112; Ф. 1М. Оп. 23. Д. 1265. Л. 33; ГА РФ. Ф. 2306. Оп. 70. Д. 2438. Л. 114; НА РАО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 63. Л. 205; Литовченко Я. Антипедагогические методы // УГ. 1937. 23 дек. С. 3. .

Начальство считало своим долгом ругать таких учителей за злоупотребление властью, но надо отметить, что подобное поведение учителей мало отличалось от поощрения доносительства некоторыми «педагогами». По воспоминаниям одного эмигранта, молодой учитель-комсомолец ругал детей, когда они «не сообщали, что видят и слышат дома и на улице». И в той же самой школе старого учителя Семинова «арестовали за то, что он не проводил собраний и диспутов среди учащихся, на которых, видимо, ставилась цель выработать в них качества разоблачителей» {666} 666 HP. B10. № 175. P. 2-6. . По воспоминаниям, некоторые учителя ретиво выполняли требования властей, другие же исподволь сопротивлялись превращению школы в территорию репрессий.

Хотя считанные единицы охотно и активно содействовали террору, донося на своих коллег, еще меньше выказывали готовность открыто противостоять обвинениям и репрессиям. Нежелание учителей встать на защиту уборщицы или отказ вступиться за раскулачиваемых коллег, о чем было рассказано в первой главе, являются примерами характерного поведения людей эпохи сталинизма. Известны лишь единичные случаи протеста или прямого неповиновения. Так, в конце 1937 г. массовое увольнение «врагов народа» в узбекском районе вызвало небывалое возмущение в местных школах {667} 667 1-й всесоюзный съезд профсоюза работников дошкольных учреждений и детских домов // УГ. 1938. 27 янв. С. 2. . В другом конце страны (об этом рассказал в интервью один эмигрант) большинство учителей активно вступились за свою коллегу Конову которую директор хотел выгнать за помощь ученику во время репрессий 1937 г. {668} 668 Хозе. Интервью. Однако придавать большое значение этим случаям не стоит, потому что большинство было пассивно и молчаливо.

Учителям не давали раскрыть рот — кара следовала незамедлительно. Когда члена партии учителя Лескова обвинили в хранении «троцкистской контрабанды», директор школы, трое учителей и начальник роно взялись защищать своего товарища. Вскоре всех пятерых исключили из партии (и наверняка сняли с работы). Учительницу Покровскую, о которой мы уже говорили, уволили за утверждение, что священники, по конституции, получили право голоса. Другой учитель осмелился осторожно заметить, что в ее словах нет никакой ошибки, если посмотреть конституцию, но директор школы пригрозил строго наказать любого, кого заподозрит в религиозной пропаганде {669} 669 Журавлев А. Разоблаченный двурушник и его защитники // ЗКП. 1935. 16 февр. С. 4; Журавлев. Защитники двурушника исключены из партии // ЗКП. 1935. 8 марта. С. 4; Эрлих А. За что уволили учительницу Покровскую? // Правда. 1937. 3 апр. С. 3; 1-й всесоюзный съезд профсоюза работников дошкольных учреждений и детских домов // УГ. 1938. 27 янв. С. 2. . Судя по последним примерам, учителя помалкивали не без оснований, даже легкого намека на несогласие хватало, чтобы государство обрушило на головы их самих, коллег и, возможно, членов семьи всю свою репрессивную мощь.

Даже в этих условиях некоторые учителя активно отстаивали свои личные и профессиональные интересы, но при этом дело, обычно, касалось мелких вопросов, они соблюдали правила игры и не бросали вызов государственной машине. За каждой «волной» увольнений следовали тысячи апелляций. Кадровыми вопросами ведали районные отделы образования. Их осаждали учителя, которых сняли с работы или перевели на другое место без всяких причин. В одном районе Узбекистана в конце 1937 г. половина из 60 уволенных учителей немедленно подали жалобы. Украинский Наркомпрос также получил сотни апелляций от учителей, «которые считали, что их несправедливо обвинили и что их следует восстановить в правах». В начале 1938 г. в Куйбышевский областной отдел образования каждый день наведывались десятки обиженных, требующих восстановления на работе. Соглашаясь с правомерностью таких апелляций, педагогическая газета заявила, что большинство этих учителей были невиновны и заслуживали восстановления в должности {670} 670 Молчальников призвать к порядку: По следам писем рабселькоров // ЗКП. 1934. 1 марта. С. 2; Д-в И. Немедленно прекратить безобразия при укомплектовании школ учительскими кадрами // ЗКП. 1934. 26 авг. С. 3; Родин А. , Генкин М. Перестраховщики из Наркомпроса Украины // Известия. 1938. 27 янв. С. 3; 1-й всесоюзный съезд профсоюза работников дошкольных учреждений и детских домов // УГ. 1938. 27 янв. С. 2. .