Е. Томас Юинг - Учителя эпохи сталинизма - власть, политика и жизнь школы 1930-х гг.

Сталинизм в просвещении не означал, что всех стригли под одну гребенку, а разногласия в вопросах дисциплины, о которых пойдет речь дальше, свидетельствуют о непростых отношениях между школой, государством и обществом. Например, на ленинградском совещании, о котором уже упоминалось, острые дискуссии вызвала «военизация» школьной дисциплины. Директор школы Остапенко (о его рекомендациях выносить порицание ученикам перед коллективом шла речь выше) смотрел на военизацию как на простой прием, при котором назначенные «старшие» класса следят за остальными детьми, приказывают им встать, когда входит учитель, а потом докладывают об отсутствующих, о выполнении домашних заданий и настроениях школьников. Несмотря на заверения Остапенко, что учащиеся сами за такие порядки, его подход не вызвал энтузиазма у других участников совещания. Некоторые называли военизацию прожектерством, которое помешает формированию сознательной дисциплины, другие участники совещания советовали учителям воспитывать детей на положительных примерах, а не просто отдавать распоряжения и требовать послушания {554} 554 ГА РФ. Ф. 2306. Оп. 70. Д. 1765. Л. 22-25, 27-30, 38-40. .

В 1935 г. была опубликована статья, которая показала, что эти вопросы так и не были до конца решены. В ней рассказывалось о сталинградских учителях, которые добивались образцовой дисциплины: дети должны тихо сидеть за партами, поднимать руку, прежде чем что-то сказать, держать одну руку за спиной во время письма, тетради убирать только по команде. Однако инспектор Пономарев решил, что такие методы «тянут нашу школу назад, к старой школе зубрежки и муштры». Для доказательства, что это «неверные» подходы к дисциплине, Пономарев описал построенный на армейских принципах командования урок:

«Раз, два, три — считает учительница. При счете “три” дети одновременно поднимают тетради вверх и держат их в вытянутой руке. По команде учительницы “Положить на парту” — дети опять все вместе кладут тетради на парту. После этого дается команда “Писать”, и дети пишут. Как только учащийся выполнял задание, он клал ручку на парту, а руки прятал за спину».

Однако такой дисциплинарный метод, по мнению инспектора, имел недостатки. «В продолжение всего урока учительница не произнесла ни одного теплого товарищеского слова, ни разу ласково не обратилась к детям». Вместо этого она выкрикивала угрозы. В результате «урок прошел сухо, тускло, скучно. Никакой инициативы, активности со стороны детей не проявлялось». Вместо культивирования сознательной дисциплины такая «механизация», по мнению Пономарева, превращала детей в «деревянных солдатиков», двигающихся только когда их дергают за ниточки {555} 555 Пономарев И. М. Школа в борьбе за сознательную дисциплину. С. 21-22. .

К концу десятилетия, однако, все чаще преобладало казарменное единообразие. В 1940 г. учительница Е. И. Воейкова рассказала, как делает из класса «воинскую часть», в которой все команды быстро и неукоснительно выполняются:

«Говорить много детям бесполезно, надо сразу прививать навыки дисциплины, организованности в процессе работы… Первое время хорошо приучить детей делать все по счету: “Раз!” — все как один поднимают крышку парты; “два” — встают; “три” — выходят из-за парт; “четыре” — стройной линеечкой идут из класса».

Проповедуя муштру учеников, тем не менее, Воейкова призывает коллег узнавать как можно больше о каждом из детей: их привычки, домашние условия, круг друзей и увлечения. Такая комбинация подходов, считала Воейкова, поможет учителям выполнить главную задачу советской школы — «воспитание всесторонне развитой личности, подчиняющейся дисциплине коммунистического общества и обладающей всеми качествами члена единого коммунистического коллектива» {556} 556 Воейкова Е. И. Детский коллектив как фактор воспитания сознательной дисциплины. С. 48-49. .

Если Воейкова приветствовала соединение индивидуального подхода к каждому ученику с командирским тоном при обращении ко всему классу, то школьный инспектор Пономарев считал «механизацию» уроков неприемлемой и отдавал предпочтение «борьбе за сознательную дисциплину». Такое расхождение мнений можно объяснить рядом причин. Это и нарастающее внимание к дисциплине после 1935 г., и воцарение в обществе одного дискурса, и просто различное видение проблем школьной дисциплины педагога-теоретика и учителя-практика. Это еще раз подчеркивает ключевую роль педагога — посредника в поддержании дисциплины даже в авторитарном обществе. Наконец, жизнь в классе определяли сами учителя и ученики с их взглядами, интересами и помыслами.