Рафаэль Гругман - Советский квадрат - Сталин–Хрущев–Берия–Горбачев

На чьей же совести больше пролитой крови? После Сталина безоговорочно следует Молотов, за третью, четвертую и пятую позицию поспорят Каганович, Хрущёв и Ежов. Вплотную приближается к ним Ворошилов, палач Красной Армии. Он замыкает шестёрку лидеров. Хотя, возможно, шестую строчку в рейтинге может оспорить Берия. Он – преступник, его руки обагрены кровью. Но не в большей степени, чем у каждого из его обвинителей – Хрущёва, Маленкова, Молотова, Кагановича, Ворошилова, Микояна. У них не то что руки, кровь по шею. Не говоря уже о Ленине, Троцком, Сталине…

Первые шаги, предпринятые Берией, когда 25 ноября 1938 года он сменил Ежова на посту наркома внутренних дел, аналогичны тем, которые он предпринял в марте 1953, вновь, после восьмилетнего перерыва, возглавив Министерство внутренних дел.

Фактически Берия возглавил комиссариат 22 августа, после назначения первым заместителем Ежова, дни которого были сочтены после принятия секретного постановления ЦК и СНК «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», с преамбулой «о крупнейших недостатках и извращениях в работе органов НКВД и прокуратуры». «Железный» нарком «отработался».

Каждый, кто возглавлял карательные органы, через два-три года становился следующей жертвой, на которую списывали реки крови. Сталин, используя Организационный отдел ЦК, искусно управлял механизмом репрессий и если решал произвести чистку – стучал кулаком и требовал выжечь врагов народа калёным железом, а когда чувствовал, что пора сделать паузу, – выступал с осуждением перегибов и менял исполнителей. Идеальной кандидатурой был Маленков, курировавший кадровую политику и органы безопасности. По негласной традиции, куратор впоследствии становился наркомом. Так было с Ежовым, с Игнатьевым.

В какой-то момент у Сталина возникла нестандартная идея: вместо наводящего ужас Ежова – усадить в кресло наркома Чкалова, всенародного любимца, кумира миллионов. Напрямую Чкалов отказаться не мог и дипломатично попросил отсрочки до конца испытаний нового самолёта. Тогда Сталин остановил выбор на Берии.

Хрущёв, в мемуарах отзываясь о Берии крайне недоброжелательно, рассказал о беседе, состоявшейся между ними после назначении Берии заместителем Ежова:

«Так как у меня были хорошие отношения с Берией(Выделено мной. – Р. Г.), я подошёл к нему после заседания и полусерьёзно, полушутя поздравил его. Он ответил: „Я не принимаю твоих поздравлений". „Почему?" „Ты же не согласился, когда шёл вопрос о тебе и тебя прочили заместителем к Молотову. Так почему же я должен радоваться, что меня назначили заместителем к Ежову? Мне лучше было бы остаться в Грузии"(Выделено мной. – Р. Г.). Не знаю, насколько искренне он это говорил. А когда Берия перешёл в НКВД, то первое время он не раз адресовался ко мне: „Что такое? Арестовываем всех людей подряд, уже многих видных деятелей пересажали, скоро сажать будет некого, надо кончать с этим"» [179](Выделено мной. – Р. Г.).

Неожиданное признание. Хрущёв, который ненавидел Берию и говорил о его пагубной и зловещей роли, вдруг признался, что у него с Берией были хорошие отношения; Берия с неохотой занял пост наркома внутренних дел, сожалел о переезде в Москву и высказался против массовых арестов. Непонятно, как пропустили это многочисленные редакторы его мемуаров. А ведь прав был Никита Сергеевич!

В 1938 году Берия был единственным из высшего руководства страны, кто не побоялся высказаться отрицательно о репрессивной деятельности НКВД.

Не скрывая, что Берия, в меру своих возможностей, стал тормозить репрессии, Хрущёв начал подыскивать объяснения, способные его опорочить. Он заговорил о личной выгоде (интересно, какой?), о поисках мнимой популярности, объясняя этим радужные надежды, появившиеся в стране после прихода Берии в руководство НКВД осенью 1938 и в МВД – весной 1953. Без вороха лжи рушится образ врага народа, на которого Хрущёв и его соратники свалили собственные преступления.

На следующий день после того, как Берия стал наркомом, он подписал приказ «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», осуждающий массовые аресты и упрощённый порядок расследования, в котором он объявил порочными прежние методы, при которых следователь ограничивался признанием обвиняемого и не заботился о сборе вещественных доказательств и опросе свидетелей.