Святослав Рыбас - Жизнь и смерть Петра Столыпина

Здесь все так запутывается, что уже никогда и никому не раскрыть загадки. Пусть одни обвиняют, а другие оправдывают — темнота не развеется.

Одновременно с делом Черняка жандармское управление установило имя незнакомки, увезшей мешок с деньгами 14 октября, — «мещанки Адели Габриелевны Каган; отец и сестра ее Ревекка проживают в Гродно». Адель ускользнула.

Соединилось в январе 1907 года — смерть Лауница, спасение Столыпина, финляндская операция Герасимова, смерть Черняка, подготовка цареубийства... Слишком много, слишком круто.

Министр внутренних дел приносит на подпись письмо в министерство юстиции И. Г. Шегловитову, министру. В письме то, что никогда никто не узнал:

«31 января 1907 года.

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.

В собственные руки.

Милостивый государь Иван Григорьевич!

Имею честь уведомить Ваше высокопревосходительство, что обвинявшийся в ограблении портового казначея Германа 14 октября минувшего года мещанин Янкель Черняк был отравлен на пароходе, на котором он ехал в Лондон после высылки его из пределов Швеции, агентом охранного отделения, коему было поручено наблюдать за Черняком, посредством мелинитового снаряда. Ныне агент Андрей Викторов возвратился в пределы Российской империи, находится в Финляндии. Примите, милостивый государь, уверения в истинном почтении и совершеннейшей преданности».

Вот такой поворот!

До Столыпина дошло дело Черняка, и он должен был поставить в нем точку. Что он думал при этом? Наверняка не мог сочувствовать деятельности несчастного Черняка. Наверняка сочувствовал жертвам террора. А что еще? То, что цель оправдывает средства?

Гражданская война губила и его, стремившегося ее прекратить.

«18 февраля 1907 года.

Министр внутренних дел.

СЕКРЕТНО.

В собственные руки.

Милостивый государь Иван Григорьевич!

Имею честь уведомить Ваше высокопревосходительство, что я со своей стороны не встречаю препятствий к удовлетворению изложенного в письме Вашем ходатайства агента охранного отделения мещанина Андрея Викторова званием гражданства и нахожу возможным выдать ему единовременно 3000 рублей. К изложенному считаю должным присовокупить; что я полагал бы в настоящее время командировать названное лицо за границу в целях ограждения его от покушения революционеров, приговоривших Викторова к смертной казни.

Примите, милостивый государь, уверения в истинном почтении и совершеннейшей преданности.

П. СТОЛЫПИН».

Андрей Викторов сделал свое дело.

Надо было обеспечить защиту от новых покушений.

Азеф сообщал, что план убийства царя уже разработан во всех деталях: один из казаков должен подложить адскую машину под кабинет Николая II. Имена и адреса преемников Зильберберга Азеф назвал.

Между тем в январе прошло избрание выборщиков. В Москве и Петербурге кадеты сохранили свои позиции, победили они и в большинстве крупных городов.

Зато губернская Россия их не поддержала. Крестьяне голосовали за тех, кто решительно обещал им землю. (Заметим, столыпинская реформа еще не могла дать никакого результата.)

Настроения землевладельцев качнулись резко вправо.

Все смешалось. Одни губернии посылали в Думу эсеров, социал-демократов, трудовиков, а другие — умеренных и правых, Вторая Дума — это Дума полярных противоположностей.

Когда определился общий итог, он поразил. Из 500 мест 216 было за социалистами! Это число левых депутатов не отражало подлинной обстановки: революционная волна схлынула, они не имели реальной поддержки в народе и были избраны крестьянами по инерции, «на всякий случай, авось исхлопочут землю».

Была ли новая Дума работоспособной, никто не брался сказать.

Столыпин предвидел отрицательный результат, был готов распустить

ее и, изменив избирательный закон, назначить новые выборы. Он не собирался гибнуть в законодательном тупике.

Но ближайшей опасностью была не рассогласованность российского молодого парламента, а угроза Николаю.

Полковник Герасимов установил необходимое наблюдение, выяснил связи террористов вне царского дворца, но не смог установить их пособников внутри двора. Каждый день промедления мог закончиться трагически.

Столыпин приказал арестовать всех, кто попал в сферу наблюдения. Было бы очень опасно ждать результатов обычного сбора улик и установления новых связей.

Покушение на царя сразу оборвало бы все реформы.

Герасимов же склонялся в интересах розыска не спешить, чтобы потом захватить пошире, никого не упустив. Но все-таки риск был очень большой.