При всей исторической справедливости упреков Ренана Август их не заслужил. Он мог установить твердые правила престолонаследия только будучи официальным монархом. Но весь смысл учрежденной им политической системы исключал прямые монаршие полномочия и титулатуру. Полнота единовластия Августа складывалась из ряда традиционных республиканских магистратур: принцепс — председательствующий в сенате, проконсул и верховный наместник всех провинций, народный трибун — защитник интересов простого римского народа. Включение старинного звания «император» в его полный титул означало новое понимание его. Ранее императорами провозглашались удачливые полководцы за наиболее блистательные победы. Такой императорский титул был и у Тиберия. Но включение его в полный титул Августа превращало его в верховного главнокомандующего всеми римскими легионами. Добавим к этому исключительное право принцепса со времени Августа чеканить золотую и серебряную монету, превращение его суда в верховную инстанцию для всех римских граждан и, наконец, звание «Отца отечества», превращавшее первое лицо государства в персону сакральную. Сакральный характер новой власти подчеркивало и само имя «Август», означавшее «умножающий», а также «возвеличенный богами». Вкупе все эти полномочия и превращали власть Августа в неограниченную. Римляне это прекрасно понимали, но легко с этим мирились, предпочитая «безопасное настоящее исполненному опасностей прошлому». {195} 195 Тацит. Анналы. I, 2.
Единовластие вывело Рим из многолетних гражданских войн, каковыми завершалась история республиканского правления. Октавиан, прекрасно памятуя о кинжалах, не пошел по гибельному пути Цезаря. Он предложил римлянам по-своему гениально задуманную и потому блистательно претворенную в жизнь монархию в республиканских одеждах. Собственно, он и провозгласил в 27 г. до Р.Х., что восстанавливает республику! Отсюда столь сложная система формирования высшей власти — совокупность ряда традиционных магистратур у одного человека. Потому и нельзя было изобретать никакого закона о престолонаследии. Формально-то престола не было. А дабы преемственность власти в лице Тиберия не выглядела делом чисто семейным, Август позаботился о его полномочиях. Будучи трибуном и проконсулом, Тиберий реально становился вторым лицом в государстве. Тем более что полномочия эти были утверждены за ним самым законным образом. Потому действия Августа по обеспечению преемственности власти в последние годы его жизни представляются продуманными и точными. Заслуги самого Тиберия делали его положение единственного воспреемника Августа безусловным. Даже очень не расположенный к Тиберию позднейший римский историк писал: «высшая власть в государстве была ему предоставлена не без основания». {196} 196 Аврелий Виктор. Извлечения о жизни и нравах римских императоров. II, (3).
Тем временем здоровье престарелого Августа все более и более ухудшалось. Усилились слухи о злодейском умышлении Ливии на его жизнь. Особо нападки на мать Тиберия усилила молва, что якобы «Август, открывшись лишь немногим избранным и имея при себе только Фабия Максима, отплыл на Планазию, чтобы повидаться с Агриппой, здесь с обеих сторон были пролиты обильные слезы и явлены свидетельства взаимной любви, и отсюда возникло ожидание, что юноша будет возвращен пенатам деда; Максим открыл эту тайну своей жене Марции, та — Ливии». {197} 197 Тацит. Анналы. I, 5.
Слух этот, возможно, был порожден смертью Фабия Максима и причитаниями его жены на похоронах, осыпавшей себя упреками за некую вину в смерти мужа.
Недостоверность этого слуха очевидна. Ни один другой римский историк ничего не знает о поездке Августа к внуку на Планазию с целью примирения. Да и сам Тацит вынужден говорить всего лишь о слухе, подлинность которого никто так и не подтвердил. Да и могла ли случиться никем не замеченная поездка Августа на Планазию? Путь туда не дальний, но и не близкий. О такой отлучке было бы известно многим, а не одному лишь Фабию Максиму.
Что этот слух подогрело? Все та же неприязнь части римлян к Тиберию и желание видеть во главе государства молодого человека, прямого потомка Августа. Внезапная и труднообъяснимая смерть Максима могла быть воспринята как вынужденное самоубийство — вынужденное, разумеется, злыми происками Ливии. Марция была хорошо знакома с Ливией, могла ей довериться. Отсюда и трагедия несчастного Фабия, болтовней своей себя погубившего.
Читать дальше