Также есть правила работы с шифровками, по которым никто не имеет права писать в бланк шифрблокнота для шифровальщика текст, отличный от текста черновика. То есть текст в черновике и текст, записанный в шифрблокнот, должны быть полностью идентичны. Вплоть до последней запятой.
Ну и также есть «Докладная записка членов комиссии НКГБ СССР наркому госбезопасности СССР о результатах проверки охраны помещений и хранения военно-оперативных документов в Генштабе РККА» от 30 июня 1941 года, в которой по проверке Шифровального отдела Оперуправления ГШ указано: « Что касается восьмого (шифровального) отдела Оперативного управления, то там существенных недостатков в обработке, прохождении, учете и хранении шифровальных военно-оперативных телеграмм не обнаружено, за исключением того, что отделом иногда принимались для обработки тексты шифртелеграмм, написанные не от руки исполнителем, а отпечатанные в нескольких экземплярах в машинописном бюро» [48] Органы государственной безопасности СССР в годы Великой Отечественной войны. Т.2. Книга первая (22.06.1941 — 31.08.1941) Ч. 2. М., 2000. Есть в Интернете.
.
Проверка проводилась по указанию Берии его подчиненным («зам. начальника 1-го отдела НКГБ Шадриным, пом. начальника 3-го Управления НКО Москаленко и начальником 5-го отдела НКГБ Копытцевым»), который не мог ее провести в Геншабе без указания Сталина. И, как видите, нарушений они при работе с шифровками не выявили. А расхождение в тексте шифровки и в тексте черновика — не просто «нарушение». За это и расстрелять могут…
* * *
« Чем же в эти минуты и часы занят наш великий стратег Жуков?
Он пишет директиву с указаниями, что войскам надлежит делать. И это позор.
Инструктировать командующих военными округами и армиями, командиров корпусов, дивизий, бригад и полков надо было до войны. Л в момент ее начала надо только передать исполнителям «петушиное слово». В любом подразделении, части, соединении действия в чрезвычайных обстоятельствах всегда отрабатываются заранее. Когда чрезвычайная ситуация возникла, командир отдает совсем короткие приказы: «В ружье!», «К бою!». А уж каждый знать обязан, что ему надлежит делать. Так принято везде, на всех уровнях, от взвода начиная. Но только не у Жукова ».
* * *
Похоже, Резун и поднаторел именно в «петушиных словах» — прокукарекал, а там трава не расти…
Выше уже приводился журнал боевых действий Западного округа, которым командовал Павлов, и в нем прекрасно видно, что от командующих западными округами требовалось этой директивой НКО и ГШ «№ 1» на самом деле (потом Павлов на суде «каялся», что «неправильно понял» директиву наркома):
« 22 июня 1941 г. Около часа ночи из Москвы была получена шифровка с приказанием о немедленном приведении войск в боевую готовность на случай ожидающегося с утра нападения Германии ».
То есть пришедшая в западные округа «шифровка», «Директива № 1», требовала именно этого — немедленного приведения «войск в боевую готовность на случай ожидающегося с утра нападения Германии ». Не более, но и не менее. И в этой ситуации в боевую готовность войска приводят простым достаточно способом — объявляют боевую тревогу во всех гарнизонах, как это делал начштаба ОдВО генерал-майор Захаров. По телефону.
И после приведения в боевую готовность командиры уже без Жукова должны знать (из «красных пакетов»), что им делать дальше — наступать, обороняться или сдаваться. Но это «знание» идет не от начальника Генштаба, а от командования округов.
«Директива № 1» — это еще и политический документ, по которому никто не может обвинить СССР в агрессии.
А вот «петушиные» вопли по Резуну — « В ружье! », « К бою! », прокукареканные до нападенияГермании, — и могли бы быть расценены как признак агрессии. Привести в боевую готовность и поднять по боевой тревоге (но самой тревоги не объявлять — как указывалось в том же ПрибОВО для танковой дивизии Черняховского, например) — это одно. А вот вопить «В ружье!», «К бою!», пока на вас никто не напал еще, — это совершенно другое…
А вот потом, после того как враг нападет, и можно сочинять приказы и директивы о дальнейших действиях наших войск в западных округах.
* * *
« Зачем Жуков пишет директиву? Ведь каждый советский командир уже держит в руках «красный пакет», не смея его распечатать. Нужно только дать разрешение. Но Жуков разрешения не дает. Он сочиняет новые инструкции. 1 января 1941 года он бросил взгляд на карту и тут же предвосхитил германский план войны. Потом почти полгода он составлял какие-то планы, которые в случае нападения противника использовать нельзя. И вот 22 июня нанесен внезапный удар, и великий стратег решил написать директиву войскам. Он решил объяснить командующим фронтами и армиями, что же им надлежит делать в случае нападения, которое уже совершилось.
Читать дальше