Тобайас Смоллет - Приключения Родрика Рэндома

В полночь я оставил прекрасную деву, удалившуюся почивать, мисс Уильямс проводила меня до садовой калитки, я направился в темноте домой, как вдруг услышал у себя за спиной шум, весьма схожий с лопотаньем и повизгиванием павиана. Я повернулся и, увидев нечто черное, решил, что это шпион, нанятый, чтобы меня подстеречь. Возбужденный этой догадкой, которая угрожала добродетельной Нарциссе потерей доброго имени, я выхватил шпагу и принес бы шпиона в жертву ее чести, если бы мою руку не остановил голос Стрэпа.

С большим трудом он мог произнести:

- Уб.. .б.. .б.. .ивайте, е.. .жели хот.. .т.. .тите!

От холода ему так свело челюсти, что его зубы стучали, как кастаньеты. Обрадованный тем, что мои опасения не подтвердились, я расхохотался, видя его испуг, и спросил, что его сюда принесло. На это он ответил, что, боясь за меня, он пришел сюда, где и ждал до сего часа; он откровенно признался, что, хотя и уважает мисс Уильямс, но был очень неспокоен, зная, в каком душевном расположении я вышел из дому, и, если бы я не появился еще некоторое время, он позвал бы соседей мне на помощь.

Намерение это меня взволновало. Я объяснил ему плачевные последствия столь безрассудного поступка и, строго наказав на будущее так не поступать, закончил увещания угрозой предать его смерти, если он когда-нибудь поступит столь сумасбродно.

- Потерпите немножко! Ваш гнев и без того меня прикончит и незачем вам совершать убийства! - воскликнул он жалостным тоном.

Я был растроган этим упреком; и как только мы вернулись домой, счел долгом успокоить его, объяснив причину моего гнева, который привел к тому, что я обращался с ним так недостойно.

На следующий день, когда я вошел в Большой зал, я услышал, как вокруг меня начали перешептываться, и не сомневался, что виновница этих пересудов Мелинда; но я утешил себя тем, что Нарцисса питает ко мне любовь, на которую я могу положиться с полным доверием. Подойдя к столу "роли-поли" *, я выиграл несколько монет у моего предполагаемого соперника, который крайне любезно завел со мной разговор и предложил отправиться в кофейню, где угостил чаем и шоколадом. Я вспомнил Стратуела и не весьма доверял его вкрадчивой обходительности; мои подозрения не оказались пустыми: он ловко перевел беседу на Нарциссу и, упомянув, как бы невзначай, будто он уже занят какой-то другой любовной интригой, старался узнать, в каких я нахожусь отношениях с Нарциссой. Но его хитрость ни к чему не привела; я был убежден в его притворстве и давал столь общие ответы на его вопросы, что он заговорил о чем-то другом.

Покуда мы беседовали, вошел сквайр с каким-то джентльменом,познакомившим его с милордом, который отнесся к нему с особой любезностью, убедившей меня, что его лордству он нужен для какой-то цели; это я счел дурным предзнаменованием.

Но у меня было больше оснований испугаться на следующий день, когда я увидел сквайра в обществе Meлинды и ее матери, наградивших меня взглядами, полными презрения, а когда повстречался после этого со сквайром, то он, вместо того чтобы сердечно пожать мне руку, холодно ответил на мое приветствие, повторив дважды "здравствуйте" с таким безразличием и, я сказал бы даже, с таким пренебрежением, что, не будь он братом Нарциссы, я посчитался бы с ним на глазах у всех.

Эти происшествия немало меня встревожили. Я предвидел приближение бури и вооружился смелостью; ставкой была Нарцисса, и я не собирался уступать. Я мог бы отказаться с большим или меньшим мужеством от любой другой радости жизни, но угроза потерять ее обрекала на бессилие мою философию и доводила меня до сумасшествия. На следующее утро мисс Уильямс нашла меня в тревоге и волнении, отнюдь не утихнувших от ее сообщений о том, что милорд Куивервит выразил лестное желание быть представленным моей дорогой владычице ее братом, который со слов Мелинды начал говорить, будто я безродный и нищий ирландский охотник за приданым, добывающий шулерством и другими неблаговидными способами деньги, чтобы казаться джентльменом, и к тому же столь темного происхождения, что даже не знаю, кто мои предки.

Хотя я и ожидал всех этих злых козней, но не мог спокойно слышать о них, в особенности потому, что истина и ложь так были перемешаны в этом утверждении, что их почти невозможно было отделить друг от друга и оправдаться. Но об этом я ничего не сказал, нетерпеливо ожидая узнать, как Нарцисса отнеслась к такому открытию.

Это благородное создание не поверило ни одному из обвинений и, уединившись со своей наперсницей, она тотчас же обрушилась с большим жаром на зложелательство света, коему целиком приписала все, сказанное мне в поношение; и, подробно рассказав наперснице о моем поведении, она признала его обходительным, достойным и бескорыстным, и ни в какой мере не усомнилась в том, что я в самом деле джентльмен, а не только выдаю себя за такового. "Я воздержалась с умыслом, - говорила Нарцисса, - от расспросов о подробностях его жизни, боясь, как бы рассказ о несчастьях, которые он перенес, не доставил ему мучения, а что касается до его денежных средств, то я также опасалась о них говорить и поведать о своих собственных, чтобы разговор о них не поверг нас в уныние... ибо, увы, мое состояние принадлежит мне не безусловно, но целиком зависит от согласия брата на мой брак".