Тобайас Смоллет - Приключения Родрика Рэндома

По окончании этой церемонии мой дядя посоветовал им тотчас покинуть школу и проводить их старого товарища Рори в трактир, находившийся на расстоянии примерно одной мили от деревни, где он угостит их всех. Когда его предложение было радостно принято, он повернулся к мистеру Синтаксису и попросил его сопровождать нас, но помощник весьма презрительно отверг приглашение, сказав моему благодетелю, что не такой он человек, за какого принимает его дядя.

- Ладно, ладно, старый брюзга, - отозвался мой дядя, пожимая ему руку, - все-таки ты честный парень, и если я когда-нибудь получу командование судном, клянусь честью, ты будешь у нас школьным учителем.

Затем он выпустил мальчиков и, заперев дверь, предоставил двум наставникам утешать друг друга, тогда как мы тронулись в путь, сопровождаемые многочисленной свитой, которую он угостил согласно своему обещанию. Мы распрощались, проливая слезы, и провели эту ночь в придорожной гостинице, милях в десяти от города, где мне предстояло жить и куда мы прибыли на следующий день; там я убедился, что нет никаких оснований жаловаться на приют, который для меня приготовили, ибо получил квартиру и стол в доме аптекаря, женатого на дальней родственнице моей матери. Через несколько дней дядя отправился на свой корабль, оставив на мое содержание и образование соответствующую сумму.

ГЛАВА VI

Я делаю большие успехи в науках. - Везде встречаю ласку. - Мои кузины обращают на меня внимание. - Я отвергаю их приглашение. - Они приходят в бешенство и составляют заговор против меня. - Я впадаю в нищету вследствие несчастья, постигшего моего дядю. - Предательство Гауки. - Моя месть.

Теперь я был способен мыслить и принялся обдумывать мое ненадежное положение. Меня окончательно покинули те, кому долг повелевал заботиться обо мне, и я всецело зависел от великодушия одного единственного человека, который по профессии своей постоянно подвергался опасностям, угрожавшим навеки отнять его у меня; к тому же и нрав его несомненно мог измениться, что обычно бывает вызвано переменой фортуны или происходит в результате более близкого знакомства со светом, ибо я всегда приписывал его благосклонность велениям сердца, еще не развращенного общением с людьми. Обеспокоенный такими соображениями, я решил воспользоваться предоставившимся мне удобным случаем и с большим усердием заняться науками; в этом я столь преуспел, что по прошествии трех лет очень хорошо усвоил греческий язык, нехудо знал математику и ознакомился с этикой и натурфилософией; логике я не придавал никакого значения, но превыше всего ценил свое пристрастие к belles lettres {Художественная литература (франц.).} и дар поэтический, уже проявившийся в нескольких произведениях, весьма милостиво принятых. Благодаря этим склонностям, а также привлекательному лицу и фигуре, я завоевал уважение самых влиятельных людей в городе и свел знакомство с ними; я имел удовольствие убедиться, что до известной степени пользуюсь благоволением леди - опьяняющая удача для такого влюбчивого человека, как я! - которое я снискал или по крайней мере сохранял, потворствуя их склонности к сплетням и строча пасквили на их соперниц.

Две мои кузины с матерью жили в этом городе после смерти отца, который оставил им все свое состояние, разделив его поровну, так что они были если не самыми красивыми, то во всяком случае самыми богатыми леди, в честь которых поднимали бокалы; ежедневно они принимали ухаживанье всех местных щеголей и кавалеров. Хотя до сей поры они смотрели на меня с самым высокомерным презрением, моя репутация сочинителя привлекла теперь их внимание, и мне дали понять, что я могу, если пожелаю, удостоиться знакомства с ними. Читателю нетрудно догадаться, что такая снисходительность проистекала либо из надежды принудить мое поэтическое дарование служить их недобрым целям, либо из желания защитить себя от плетей моей злобы, которую они в достаточной мере разожгли. Я наслаждался этим триумфом, доставившим мне большое удовлетворение, и не только презрительно отверг их предложение, но и во всех моих сочинениях, буде то сатира или панегирик, старательно избегал упоминать их имена даже в тех случаях, когда восхвалял их близких подруг. Такое пренебрежение чрезвычайно уязвило их гордыню и раздражило их до такой степени, что они решили заставить меня раскаяться в моем равнодушии. Первая их попытка отомстить выразилась в том, что они поручили одному бедняге, ученику колледжа, написать против меня стихи на тему о моей бедности и о катастрофе, постигшей моих родителей; но, не говоря уже о том, что стихи были плохи (чего они сами стыдились), им нисколько не удалось свести счеты со мной, попрекая меня теми невзгодами, которые были навлечены на меня ими и их родней, а, стало быть, гораздо больше порочили их самих, чем меня, невинную жертву их жестокости и скаредности. Убедившись в неудаче своего плана, они изобрели способ вооружить против меня некоего молодого джентльмена, сообщив ему, что я осмеял в пасквиле его возлюбленную, и столь успешно исполнили роль поджигательниц, что взбешенный любовник решил на следующий же вечер напасть на меня, когда я буду возвращаться к себе домой от одного друга, которого часто посещал. С этой целью он поджидал на улице вместе с двумя приятелями, которым сообщил о своем намерении потащить меня к реке и окунуть в воду, несмотря на стужу, так как было уже около середины декабря. Но эта стратагема не увенчалась успехом: получив извещение о засаде, я вернулся другой дорогой и с помощью ученика моего квартирного хозяина выстрелил дробью из окна чердака, что явилось для них суровым наказанием и послужило поводом для таких насмешек, что они должны были покинуть город впредь до той поры, пока это приключение не будет окончательно забыто.