2) между арестантами Верещагиным, Плехановым, Голумбиевским, Неофитовым, Щукиным и другими следствием обнаружена близкая связь их;
3) все перечисленные преступления оказываются имеющими между собою несомненную и тесную связь. Состоявшие уже под следствием за прежние преступления Верещагин, Плеханов, Протопопов, Массари, Дмитриев-Мамонов и вновь присоединившийся к ним Мейерович составляли кружок, связанный между собою привычками к праздной и безбедной жизни, совершенным неимением средств к существованию и отсутствием стремления добывать их трудом. Среди этого кружка в квартире Верещагина и Плеханова первоначально возникли и выработались планы разных преступлений, в исполнении которых принимал посильное участие каждый из поименованных лиц. Сношения между ними по поводу совершения преступлений не прекратились и с заключением Плеханова и Верещагина под стражу. Имея с ним частые свидания, Протопопов доставлял им материалы и сведения для составления подложных документов, а от них получал уже готовые орудия преступления. Таким образом возникла деятельность обвиняемых, в которой одно преступление следовало за другим, одно вытекало из другого и им дополнялось, доставляя обвиняемым средства к жизни и деньги на разные предприятия и обороты.
На суде Протопопов и Дмитриев-Мамонов при разборе дела по обвинению их в подлоге векселя от имени Серебрякова изменили свои показания, данные ими по этому делу на предварительном следствии. На вопрос товарища прокурора, почему они изменяют свои показания, объяснили это: Протопопов тем, что следователь вынуждал их к такого рода показанию, обещая льготы в виде освобождения из одиночного заключения; Дмитриев-Мамонов говорил, что он шесть лет находился под следствием, что, наконец, ему это надоело и он дал о подлоге векселя вынужденные показания.
По поводу подделки векселей от имени Каулина Дмитриев-Мамонов на суде рассказал, что он должен скоро выиграть процесс в 12 миллионов, из которых миллион охотно отдаст Каулину. «Мой отец имеет процесс с Фонвизиным и Голицыным по спорному наследству, ценность которого простирается свыше 12 миллионов рублей, и я как наследник отца мог говорить Каулину об этом процессе. Если бы я его уже выиграл, то не сидел бы на скамье подсудимых»,— сказал он.
Во время судебного следствия подсудимый Либерман заявил, что он находится в полном недоумении относительно того, почему он попал в подсудимые по настоящему делу. Он является лишь жертвой дурного знакомства. Защитник его представил два аттестата, из которых видно, что почетный гражданин Либерман служил в должности заведующего конторой и кассой на каменноугольных копях в Туле и на Карпинском сахарном заводе в Киеве и как на одном, так и на другом месте вел себя безукоризненно честно.
Обвиняемый Андреев первоначально не был разыскан, и потому по отношению к нему (а также к Грачеву) обвинительный акт был составлен впоследствии розыска. Из обнаружившихся на следствии данных интересно прошлое подсудимого Андреева. Из показаний имеющихся в деле свидетелей видно, что он прежде служил в военной службе, затем занимал должность Ефремовского (Тульской губернии) городничего, по делам в этой должности находился под судом и приговорен к трехмесячному аресту на гауптвахте при Московском тюремном замке. Затем в течение долгого времени Андреев не имел ни постоянного местожительства, ни постоянных занятий. Между прочим, он под именем Аверина содержал в разных городах театр, а во время своего пребывания в Москве в 1874 году содержал танцевальное заведение и давал уроки танцев. В начале 70-х годов он производил открытый сбор подаяния на свою дочь, не имея на то разрешения от администрации. Около того же времени он подвергался неоднократному уголовному преследованию по разным делам, между прочим, за имение при себе должностных печатей. Скрываясь от преследования, он разыскивался полицией в городах: С.-Петербурге, Москве, Туле, Выборге, а также через публикацию в «Ведомостях». Свое уклонение от следствия в 1874 году и следующее затем не известное судебной власти пребывание в разных городах Андреев объяснил хлопотами по иску о полумиллионном наследстве, которое он будто бы должен получить. Кроме этих сведений в деле имеется прошение Андреева, писанное его рукой, адресованное на имя прокурора С.-Петербургского окружного суда и найденное при Андрееве во время первоначального задержания его в Петербурге по обвинению его в мошенничестве. В прошении этом, помеченном февралем 1872 года, Андреев пишет: «Задавши себе задачу открыть и испробовать при новом судопроизводстве, где и какие лазеи остались, которые могут пропустить в себя мошеннические проделки не замеченными ни администрацией, ни прокурорским надзором, я с наслаждением, как артист, как второй экземпляр Чичикова в продолжение уже двух лет лазаю по этим незамеченным норам. В настоящее время, утомясь делать все эти исследования и почувствовав какое-то омерзение к тому пути, на котором я успел в продолжение двух лет совершить 65 преступлений, я всепокорнейше прошу позволить мне отдохнуть в настоящее время, тем более, что сильная изнурительная головная боль тянет меня невидимою силою к постели и тюрьме. Потеряв непредвиденно семью свою, я более уже нигде не смею искать себе второй семьи, как в тюремных товарищах, а покойной подушки нигде, как подушки на тюремной койке. В детстве отрадою моею были стены кадетского корпуса, пускай же под старость убаюкивают меня стены тюремного замка».
Читать дальше