Александр Балезин - У великих африканских озер

Прошел еще год, и Мутеса достиг совершеннолетия. Теперь он мог пройти церемонию коронации, для чего ему пришлось снова вернуться в Будо, которое он незадолго перед тем покинул, окончив колледж.

От пышной церемонии коронации, которая была устроена деду Мутесы II, чье славное имя он получил, осталось не так уж много. Было восхождение на холм, ритуальное сражение с хранителем фетишей, процедура «поедания Буганды», но все это было переплетено с христианскими обрядами — до поездки в Будо состоялось богослужение в протестантском соборе в Кампале, после «поедания Буганды» — новое богослужение в церкви при колледже Будо, после одевания (одежды по воле самого кабаки были обильно расшиты золотом и тяжелы) — возложение на голову короны, проведенное епископом Стюартом, в той же церкви при колледже Будо. Ночевал кабака не на холме Будо, как это было принято, а вернулся в Менго. В ходе процедуры была избрана лубуга — самая старшая из сестер кабаки, сводная, поскольку родных братьев и сестер у него не было. Ее звали Алиса, она была старше Мутесы на десять лет и оказывала влияние на своего царственного брата. По поводу переплетения традиционной и христианской процедур в коронации удачно съязвил наш старый знакомый Хам Мукаса, один из столпов протестантской церкви в Буганде. Он сказал, что у кабаки не должно быть сводных братьев — в настоящей языческой семье по традиции братьев к моменту коронации убили бы, а в подлинно христианской — они не родились бы вообще из-за запрета на многоженство.

Став кабакой, Мутеса сразу же становится студентом колледжа Макерере (в будущем — университета) и три дня в неделю проводит во дворце в Менго, а другие три — в колледже на окраине Кампалы. Он живет в доме директора колледжа и счастлив тем, что ему не надо больше изучать математику — его всегдашний камень преткновения в Будо. Предполагалось, что кабака будет изучать медицину, ветеринарию и сельское хозяйство, но он отдавал предпочтение истории. В основном же он по-прежнему играл в футбол, крикет и теннис и даже был выбран в сборную Уганды, но министры решили, что это ему не по рангу. И даже то немногое время, которое он проводил в аудиториях, иногда заканчивалось быстрее, чем звенел звонок. Однажды, например, принесли известие, что лев, живший во дворце, съел человека и пристрелить его должен был именно кабака. Лев был практически ручной, свободно гулял по двору в сопровождении своего дрессировщика, но кто-то, испугавшись, побежал от него, и тут-то львиное сердце не выдержало и скомандовало погоню.

В общем, кабака продолжал жить в свое удовольствие. А где-то шла вторая мировая война, которая незначительно коснулась Уганды: солдаты-угандийцы воевали за морями, произошло нормирование продуктов, не коснувшееся, надо думать, дворца. А когда требовалось решение кабаки, например о том, куда дальше вести железную дорогу из Кампалы (она пришла туда в 1931 году), — вопрос, по которому в люкико не пришли к согласию, — кабаку привезли в люкико прямо с футбольного поля, и, потный и разгоряченный, он должен был высказывать свое мнение.

А обстановка в Буганде постепенно накалялась. В январе 1945 года в провинции вспыхнули волнения: демократические круги требовали выборности части членов люкико, впервые бастовали рабочие — требовали улучшения условий труда, волновалось крестьянство, выступавшее за повышение закупочных цен на хлопок и другие продукты сельского хозяйства. Общим требованием стала отставка министра финансов Кулубьи. От «туземного» правительства Буганды потребовались твердые решения. Но от имени кабаки с забастовщиками говорила лубуга Алиса, которую он послал вместо себя. Тем не менее самому кабаке все же пришлось и лично участвовать в событиях — прервать охоту, вернуться в Менго и провести переговоры с недовольными. Более того, произнести тронную речь в люкико, призывающую их к порядку, а словам, произнесенным с трона, в Буганде привыкли подчиняться. В онце концов колониальные власти удовлетворили часть требований недовольных — была введена выборность 31 из 89 членов люкико, С. Кулубья подал в отставку. При этом, правда, было решено взамен снова сделать катикиро ненавистного народу Нсибирву, который боялся и не хотел возвращаться на свой пост. Вскоре Нсибирва был убит у собора Намирембе, куда отправлялся к заутрене регулярно в семь утра, И катикиро стал Майкл Каггва, сын Аполо Каггвы, — он только что вышел в отставку из армии и готовился занять место Кулубьи, однако судьба распорядилась иначе