Установившаяся после переворота власть вначале как будто хотела противостоять всем действиям и замыслам покойного императора — и во внешней политике, и в делах внутренних. Манифест о восшествии на престол провозглашал короля Пруссии «коварным врагом». Меры, принятые в Восточной Пруссии, а также передвижение русских войск в Померании, на Висле и в Польше — все вызывало опасения, что снова может возобновиться не менее ожесточенная, чем при Елизавете, война против Фридриха II.
Если король и боялся этого, то и сам он внушал страх в Петербурге. Сначала там даже казалось, что он выступит в защиту своего несчастного друга и сделает какую-нибудь попытку освободить его или отомстить. Более всего опасались пленения корпуса Чернышева. Но когда ничего подобного не произошло — Чернышев уже ушел за Одер и спокойно двигался к Познани, — все страхи понемногу улеглись.
Известие о беспрепятственном принятии присяги всеми русскими войсками и даже корволантом [345]Брандта, уже вошедшим в Мекленбург, успокоило опасения совсем иного рода, и к тому же достаточно сильные: по всей видимости, царица вообразила, будто Румянцев беззаветно предан Петру III. Поэтому она поспешила вызвать его в Петербург, приказав передать командование генералу Панину. Молодому полководцу пришлось вторично оправдываться, уже перед новой властью. В донесении Екатерине II о принятии присяги его корпусом он пишет:
«Позвольте мне, всеподданнейшему и последнему Вашего Императорского Величества рабу, испросить милости и благоволения продолжением и нелицемерно уверить, что я мое благополучие и спасение со всеми моими соотчами заключал в особе Всевысочайшего Вашего Императорского Величества, — единственную отраду и спокоение нашего крайнего и ежевременного смущения на бывшие времена составляющие» [346].
Он сразу же уехал в Петербург, без труда доказал там свою лояльность и снова возвратился к войскам. Однако в его отсутствие были приняты все решения касательно возвращения армии. Еще не утвердившаяся власть сочла для себя равно опасным как и продолжать войну против Фридриха II, даже ради приобретения Восточной Пруссии, так и выступать в союзе с ним против Австрии или Дании. Предпочли ликвидировать все эти дела и обеспечить для России мир, которого она желала куда более, чем сохранения всех завоеваний.
Не было никаких сомнений в том, что Семилетняя война приближается к своему концу. Вслед за Россией «великий альянс» покинула Швеция, подписав 22 мая 1762 г. в Гамбурге мирный договор, по которому возвращала Пруссии все территории, занятые ею в Померании. Фердинанд Брауншвейгский почти полностью изгнал французов из Гессена. Вмешательство Испании добавило лишь потерю ею колоний и флота к потере колоний и флота Франции. Даже Австрия, обеспокоенная оттоманской угрозой с юга вследствие интриг Фридриха II, смирилась с неизбежностью траура по Силезии. Но если бы Россия со всеми своими силами и осталась на арене борьбы, ей навряд ли удалось возродить дух прежних своих союзников. Возможно, что Екатерина II, думая уже о Курляндии, Польше, Турции и Швеции, надеялась обрести в дружественных, а может быть, и в союзных отношениях с Фридрихом II более выгодные возмещения за отказ от Восточной Пруссии.
Однако все еще сохранялось недоверие к вчерашнему союзнику и позавчерашнему врагу. На заседании военного совета, созванного Паниным 22 июля, было решено оставаться в лагере под Кольбергом до тех пор, пока Брандт не выведет свой корпус из Мекленбурга, а Чернышев не дойдет до Польши. Тем временем тяжелый обоз, осадную артиллерию, больных и раненых отправили морем в Россию. Затем началось отступление к Висле, и вскоре все войска встали на зимние квартиры в исконных провинциях империи. Восточная Пруссия была полностью очищена, русско-прусский договор от 5 мая 1762 г. выполнен по всем пунктам.
Только нератифицированный договор 19 июня о союзе оказался мертворожденным, и про него просто-напросто забыли.
Европа устала от войны. Смерть Елизаветы и выходки Петра III бесповоротно раскололи «великий альянс». 3 ноября 1762 г. в Фонтенбло были подписаны предварительные условия мира между Францией, Австрией и Англией, послужившие основой Парижского трактата 10 февраля 1763 г., а 15 февраля обе великие германские державы заключили Губертусбургский мир.
Никто, кроме Англии, ничего не выиграл от этих семи лет войны {82} . Франции пришлось забыть о своих видах на Бельгию, Австрии — отказаться от возвращения Силезии, а России — от приобретения Восточной Пруссии. Они могли только утешаться ослаблением материальных сил Фридриха II, хотя не удалось ни на один дюйм уменьшить его владения. Но насколько при этом возрос престиж прусского короля! В этом отношении исход войны никак нельзя было назвать поражением Пруссии. Отныне благодаря гению своего государя она вошла в концерт великих европейских держав.
Читать дальше