Н. Копылов - Легендарные полководцы древности. Олег, Добрыня, Святослав

Призвание варягов. Худ. В. М. Васнецов

Цари же Леон и Александр заключили мир с Олегом, обязались уплачивать дань и присягали друг другу: сами целовали крест, а Олега с мужами его водили присягать по закону русскому, и клялись те своим оружием и Перуном, своим богом, и Волосом, богом скота, и утвердили мир. И сказал Олег: «Сшейте для руси паруса из паволок, а славянам копринные», — и было так. И повесил щит свой на вратах в знак победы, и пошел от Царьграда. И подняла русь паруса из паволок, а славяне копринные, и разодрал их ветер; и сказали славяне: «Возьмем свои толстины, не даны славянам паруса из паволок». И вернулся Олег в Киев, неся золото, и паволоки, и плоды, и вино, и всякое узорочье. И прозвали Олега Вещим, так как были люди язычниками и непросвещенными».

Историки полагают, что число кораблей (2000) явно завышено летописцем. Ладья русов, названная в греческих хрониках также «моноксилом» (однодеревкой) из-за того, что ее киль вытесывался из одного ствола, была кораблем, который брал на борт до 40 воинов. Следовательно, войско Олега составляло около 80000 человек. Вряд ли князь мог собрать такую рать. Если взять сведения Первой Новгородской летописи о походе на Царьград, то она относит это событие к 6430 г. от сотворения мира (т. е. к 922-му от рождества Христова), говорит максимум о 200 кораблях, т. е. о 8 тысячах воинов, а описание самого похода напоминает рассказ ПВЛ о походе Игоря на греков в 941 г. Как мы видим, интерпретация историком сообщений источников в данном случае может колебаться в вопросе о численности русского войска от 8 до 80 тыс. участников похода.

Позиция историка здесь зависит от того, с каким реальным, а не условным летописным временем (по Новгородской или ПВЛ — не важно) он будет связывать поход Олега. Подавляющее большинство историков — и русистов, и византологов — не сомневаются, что сам поход Олега действительно был. Вопрос — когда?

Византийские исторические хроники такого грандиозного похода в 907 г. не знают. Зато византийская историческая наука описала грандиозное вторжение русов в 860 г. (Сочинения патриарха Фотия, современника похода; «Житие патриарха Игнатия» Никиты Пафлогонянина, написанное в начале X века; «Хроника продолжателя Георгия Амартола»; византийская хроника, известная под названием «Брюссельская хроника» (названа так, потому что была обнаружена бельгийским историком Францем Кюмоном и издана в Брюсселе в 1894 г.) и др.). Знают этот поход и западноевропейские источники, в частности «Венецианская хроника», которую написал посол Венеции в Византию Иоанн Диакон. Все названные зарубежные источники характеризуют поход, как исключительно разрушительный и неожиданный для Константинополя. Русы подгадали время для своего похода исключительно грамотно с точки зрения военной стратегии. Император Михаил III с войском, включавшим даже часть гарнизона Царь-града, ушел воевать с арабами. Он находился в момент русского набега в 500 км к востоку от Константинополя, у некой Черной реки. По «Венецианской хронике», набег русов кончился для них исключительно удачно: «В это время народ норманнов (Иоанн Диякон считает русов выходцами из Скандинавии, подобно тому, как Нестор называет их варягами, ставя в ряд других северогерманских племен) на 360 кораблях осмелился приблизиться к Константинополю. Но так как они никоим образом не могли нанести ущерб неприступному городу, они дерзко опустошили окрестности, перебив там большое количество народу, и так с триумфом возвратились восвояси (et sic praedicta gens cum triumpho ad propriam regressa est)».

Поход Олега на Царьград. Миниатюра Радзивилловской летописи

Олег прибивает щит на врата Царьграда

Византийский патриарх Фотий описал первоначальный успех русов и огромную добычу, ими захваченную, однако констатировал, что в конце концов от «северных скифов» византийцы сумели отбиться. «Михаил, сын Феофила правил со своею матерью Феодорой четыре года и один — десять лет, и с Василием — один год и четыре месяца. В его царствование 18 июня в 8-й индикт, в лето 6368, на 5-м году его правления пришли росы на двухстах кораблях, которые предстательством всеславнейшей Богородицы были повержены христианами, полностью побеждены и уничтожены». Однако тот же Фотий был вынужден признать: «О, как же все тогда расстроилось, и город едва, так сказать, не был поднят на копье! Когда легко было взять его, а жителям невозможно защищаться, то, очевидно, от воли неприятеля зависело — пострадать ему или не пострадать… Спасение города находилось в руках врагов и сохранение его зависело от их великодушия… город не взят по их милости, и присоединенное к страданию бесславие от этого великодушия усиливает болезненное чувство пленения».