Борис Солоневич - Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)

Сухое лицо возвращавшаяся шоффера оживилось одобрительно-насмeшливой улыбкой...

-- Ну, господа, вот кого нам нужно благодарить! -- воскликнул я. -Если бы не его смекалка, лежать бы нам всем теперь у скалы.

-- Да, вот, вы тоже молодцом, -- дружелюбно усмeхнулся шоффер, крeпко пожимая мнe руку. -- Здорово это вы и языком, и кулаком дeйствуете. Убeди-и-и-тельно это у вас вышло!

-- Ну и ладно! Все хорошо, что хорошо кончается! Но вы все-таки, ей Богу, герой! Откуда только вы им спирт выкопали?

-- Спирт? Какой спирт? -- разсeянно спросил наш спаситель, прислушиваясь к шуму мотора и берясь за рычаги.

-- Да тот, в банках!

-- Эва! Откуда там спирт? Там простой бензин был! -- спокойно отвeтил он, и его невозмутимое лицо озарилось лукавой усмeшкой.

<><><><><>

В родной семьe

Дом наш там, гдe живут тe, кого мы любим. Все равно замок это или деревня, хижина или дворец, крeпость или тeнь кустарника. Все равно -- это останется нашим домом, пока мы встрeчаем там близких сердцу людей, дружеское рукопожатiе которых готово встрeтить нас в любое время...

Э . С е т о н - Т о м с о н

Гибель брата

Полгода тому назад, эвакуированный, как раненый, из Туапсе в Крым, я очутился в Севастополe с тоскливым сознанiем полнаго одиночества. Слeды старика отца 32 были потеряны в волнах гражданской войны, пронесшихся на Кубани. Оба старших брата были гдe-то на Украинe, через которую тоже перекатывались тяжелые валы грозных событiй.

И я, 20-лeтнiй юноша, чувствовал себя песчинкой в бушующем самумe.

Через нeсколько дней послe моего прибытiя в Севастополь кто-то окликнул меня на улицe.

-- Солоневич, вы ли это?

Под матросской безкозыркой весело улыбалось лицо кiевлянина Лушева, когда-то вмeстe с моими братьями тренировавшагося в "Соколe".

Мы сердечно расцeловались.

-- А Всеволода уже видeли? -- спросил моряк.

Средняго брата Всеволода я видeл в послeднiй раз больше года тому назад в Кiевe, куда я на недeлю с винтовкой в руках прорвался с Кубани. При его имени мое сердце дрогнуло.

-- Да развe он здeсь?

-- Ну как же!.. Комендором на "Алексeевe"!..

Через нeсколько минут я был на Графской пристани и скоро на большом военном катерe подходил к высокому сeрому борту громаднаго броненосца. Сознанiе того, что я сейчас увижу своего любимаго брата, с которым мы были спаяны долгими годами совмeстной жизни, окрыляло и дeлало счастливым.

Бeгом взбeжал я по трапу к вахтенному офицеру.

Высокiй серьезный мичман на секунду задумался.

-- Всеволод?.. Как же помню... В очках? Да... да... Нам только что сообщили, что он умер в Морском госпиталe...

Так же весело плескались волны под бортом катера, так же тепло и ласково грeло весеннее солнце, так же привeтливо пестрили склоны живописнаго городка... Но для меня все было покрыто сeрым туманом перваго в жизни большого горя. И синее прозрачное небо уже не радовало душу, а давило на нее мрачной тяжестью...

Я опоздал на нeсколько часов... Гдe-то в сeрой больничной палатe, окруженный равнодушными чужими лицами, безконечно одиноким ушел из жизни мой брат. 33

И первый раз в моей молодой жизни гдe-то далеко внутри словно оборвалось, и там показалась кровь душевной раны...

А через недeлю я и сам лежал в сыпном тифe в той же палатe, гдe недавно умирал мой брат. И в полубреду я слыхал, как подходили ко мнe сестры милосердiя и шепотом спрашивали:

-- Солоневич?

-- Да... Только другой...

-- Ну, совсeм как тот!.. Ну, Бог даст, хоть этого выходим!..

И вот, послe выздоровленiя, худой и блeдный, еще шатаясь на слабых ногах, с чувством пустоты и боли в душe, одинокiй болeе, чeм когда-либо, я пошел к скаутам. Их веселая, жизнерадостная семья приняла меня, как родного. И в теплe их дружбы немного залeчились первыя раны, которыя так болeзненны, когда человeку только что исполнилось 20 лeт, а судьба бросила его на острые камни суровой жизни...

"Дом наш там, гдe живут тe, кого мы любим!"... Я любил своих маленьких друзей и сейчас в дни тревог и опасностей стремился в их семью, которая для меня была родной.

Дома

Дальнeйшiй наш путь прошел благополучно. Через нeсколько часов показался Севастополь с мрачной пустыней своих бухт. Еще нeсколько дней тому назад бухты эти были переполнены пароходами и военными кораблями, лайбами и фелюгами, катерами и шлюпками. Сейчас вездe было пусто и безжизненно. На другой сторонe бухты медленно догорало громадное зданiе мельницы, гдe раньше помeщался склад Американскаго Краснаго Креста, да глухiе звуки выстрeлов изрeдка разрывали настороженную тишину. Старые мертвые броненосцы, стоявшiе в Южной бухтe, казались еще болeе печальными и заброшенными. 34