Борис Солоневич - Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)

И она внезапно запeла своим хриплым срывающимся голоском пeсню дeвочки-проститутки:

"Не плачь, подруженька, ты, дeвица гулящая...

Не мучь ты душу, объятую тоской...

Вeдь все равно -- вся наша жизнь уже пропащая,

А тeло женское вeдь проклято судьбой..."

В тоскливых словах этой уличной пeсенки прозвучало унынiе и жалоба безконечно усталаго человeка. Этот контраст дeтскаго голоска со словами и безнадежностью горя взрослаго человeка ошеломил нас. Тамара сердечно привлекла к себe поющую дeвочку, и та, внезапно прервав свое пeнье, прислонилась к ея плечу и горько разрыдалась.

-- Господи, хоть бы отравиться дали! -- всхлипывая говорила она. -Замучилась я совсeм. Кажный ногой пнет... Пшла прочь, проститутка, кричат... Никто ласковаго слова не скажет... Словно кошка, али собака...

Тамара ласково гладила ее по головe и шептала какiя-то успокоивающiя слова, но в глазах у нея самой стояли слезы волненiя. Мало по малу дeвочка перестала рыдать и, уткнув лицо в руки, лежала на пескe, и только изрeдка ея узенькiя плечи вздрагивали от подавленных рыданiй.

Око за око, зуб за зуб...

-- Вишь, сразу видно -- баба! -- сердито сказал подошедшiй Каракуль. -Как что, так и в рев... С чего это она?

-- Да, вот, жизнь свою вспомнила, -- тихо отвeтила одна из дeвочек.

-- Жизнь, жизнь, -- ворчливо продолжал "генерал", усаживаясь. -- Ясно, что у нас не жисть, а жестянка, но скулить тоже резону нeт...

Видно было, что наш "генерал" привык изображать из себя забубеннаго прожженнаго парня, прошедшаго всe совeтскiе трубы и зубы...

-- Ну, а ты, Каракуль, как в трубы попал?

-- Я-то? -- переспросил паренек с самым удалым 181 видом. -- Да очень просто -- раз, два, и ваших нeт. Долго ли умeючи?

Безпризорники засмeялись. Он залихватски подбоченился и продолжал:

-- А ежели толком разсказать, то игрушка такая вышла. Я сам -- с Херсона, а папка мой в царское время в полицiи служил. Чeм уж и не знаю, кажись, городовым... Ну, вот, так с два тому назад спутался он с каким-то прiятелем. Вот, разик и дернули они как-то с папкой.

Каракуль выразительно и художественно изобразил бульканье водки.

-- Здорово дрызнуто было... Ну, а извeстно пьяный язык треплется, как тряпка. Словом, папка мой спьяна и ляпнул про городового-то...

-- Я это как сейчас, вот, помню -- я тогда на лавкe лежал, не спал, все слышал. Не нравился этот папкин прiятель. Ох, думаю, быть бeдe! Видно, и вправду этот сукин сын в ВЧК служил. Вечером вдруг машина -- папку за зад и в конверт... А там долго ли?.. Туды сюды и в подвал... Как же, "враг трудового народу"... Сволочи!.. Ох, и зло же меня взяло! Ну, думаю, уж я себe, может, голову сломаю, а уж тебe, гаду ползучему, отплачу за папкину смерть. Ну, вот, вскорости, подстерег я этого прiятеля ночью на улицe, да нож сзади ему в ребра и сунул...

-- Ишь, ты!.. -- раздался восторженный возглас.

-- А мнe-то что? -- возбужденно воскликнул Каракуль. -- Смотрeть я на него буду, что ли? Он папку, сволота, выдал, а я с ним цeловаться буду?..

-- Ну, а потом? -- прервал тот же голос.

-- Потом? -- небрежно протянул паренек. -- Потом -- извeстно что: под вагон, и досвиданья -- на вольную жисть. А теперь, вот, на курорт прieхал под первым классом прямо из Москвы... Не жисть, а лафа: зимой -- гдe в Питерe, альбо в Москвe, а лeтом -- пожалуйте на юг, на курорт...

На пляжe

Свисток боцмана прервал его хвастливый разсказ. Начались игры и состязанiя. Могучiй инстинкт игры, который не был заглушен даже годами голодной безпризорной 182 жизни, овладeл дeтьми. Веселый смeх огласил морской берег. В азартe игр и состязанiй забылись всe тревоги настоящаго и мрачные тона будущаго...

Оказалось, что этим маленьким дикарям неизвeстны даже самыя простыя игры, и примитивныя пятнашки, эстафетка или лисичка вызывали взрывы смeха и оживленiя. Но если в играх, требовавших ловкости и мелких движенiй, безпризорники успeшно состязались с нашими скаутами, то оказалось, что их сила и физическая выносливость подорваны уличной жизнью накрeпко. Эти маленькiе человeчки, изумительно выносливые к холоду, голоду и лишенiям, не могли пробeжать без отдыха даже 100 метров, хорошенько перекувырнуться и прыгнуть...

Но несмотря на неуспeх состязанiй по спорту, смeху и азарта было -хоть отбавляй. Больше всeх торжествовал Каракуль, кружка котораго при общем смeхe постоянно опоражнивалась в рукава провинившихся. К концу состязанiй приз боцмана -- перочинный нож -- тому, кто меньше всeх ругался, был выдан тому курчавому мальчугану, который первый вызвался eхать с нами.

Ему досталось только четыре кружки. "Рекорд" оказался что-то больше 30...