Борис Солоневич - Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)

Жена моего брата, Тамара, педагог с высшим образованiем, подвергнув соотвeтствующему "марксистскому анализу экономическую конъюнктуру мeстнаго рынка", раздобыла рецепт простого мыла, варила его и с большим успeхом торговала им на базарe...

Частенько я с братом, босые и запыленные, в костюмах, "чуть-чуть" отличавшихся от салонных фраков, возвращаясь из своих походов, проходили со своими 95 мeшками по пыльной площади базара, гдe Тамара, разложив свое мыло на скамеечкe, бодро торговалась с хохлушками, вымeнивая свое производство на всякую снeдь.

-- Так це-ж воно не мыло, а якая-сь замазка! -- недовeрчиво говорили бабы, щупая мыло.

-- Мыло, Боже-ж ты мiй! -- скрывая улыбку, говорили мы, подходя. -- А у селах-то вeдь нeт ни кусочка. Подождите, гражданочка, вот мы через часик зайдем -- все у вас заберем. Завтра на село поeдем -- там с руками оторвут...

Испугав хохлушек угрозой забрать все мыло, мы уходили домой, а Тамара с сынишкой успeшно распродовала остатки товара.

Мораль рабов

Ярко помнится мнe один позднiй осеннiй вечер в нашем маленьком домикe. Слабый огонек коптилочки тускло освeщает нашу бeдную комнатку. Маленькая желeзная печурка догорает, и вспыхивающiе в ней послeднiе блики пламени освeщают блeдную мордочку больного племянника.

Мальчик серьезно болен, а холод уже начинает вползать в комнату.

Нужен горячiй чай, нужно тепло, а топлива нeт...

-- Юрчик, мальчик, -- нeжно говорит Тамара. -- Дай, я тебя своим платком прикрою...

-- Все равно, мама, мнe холодно, -- звучит слабый голосок Юрочки. -Вот, если бы печечку получше зажечь...

Измученное лицо матери оборачивается ко мнe.

-- Что-ж дeлать, Боба? Неужели же больной мальчик так и будет мерзнуть? Давай хоть скамью эту стопим: все равно...

-- Постой, Мутик. Скамьи хватит только на час. Это не выход.

-- Боже мой! И Ваня уeхал!.. Денег нeт... -- в голосe ея слышны слезы. -- Ну, как это мы, трое взрослых людей, не можем заработать, чтобы ребенку хоть тепло было?.. Неужели воровать дрова идти?.. 96

-- Ничего, мамочка, -- шепчет Юра. -- Я закроюсь получше, может быть, и теплeй будет. Ты не огорчайся, Мутти. Это я нечаянно попросил печечку. И так обойдется. Ничего...

Тамара обнимает лежащаго в постели мальчика и беззвучно плачет.

Я сжал зубы и вышел во двор. Осеннiй вeтер рвался в темнотe и шумeл голыми вeтвями деревьев. Подавленная ярость кипeла у меня на душe.

Неужели милый мальчуган может погибнуть только от того, что никакое душевное материнское тепло не замeнит ему горячаго чаю и согрeтой комнаты. Неужели нормально то, что мы, трое взрослых людей, не можем обезпечить больному мальчику -- даже не книг, не игрушек, не забав, а просто тепла в комнатe?...

Я вышел на улицу. Там, на углу недавно был поставлен большой деревянный щит для наклеиванiя совeтских плакатов. С переполненным злобой сердцем я нажал плечом на щит. Дерево треснуло, и я понес домой охапку топлива.

Через полчаса ярко пылавшая печка освeщала оживившуюся мордочку мальчика и радостное лицо Тамары.

Но на душe у меня было тревожно. Первое сознательное воровство жгло мою совeсть. Но это острое ощущенiе заглушалось другими мощными голосами, звучавшими в глубинe души.

"Ты прав, старина, -- мягко говорил один голос. -- Неужели бы твоя совeсть была спокойна, если бы мать больного ребенка с а м а пошла на улицу ломать доски? Ты поступил так, как и должен был поступить. Успокойся. Ты украл не у ближняго своего, а у тeх, кто создал это трагическое положенiе"...

"Что-ж, так и терпeть? -- яростно прерывал другой голос. -- Вас всeх ограбили и продолжают грабить для фанатических опытов, для мiровой революцiи, а ты должен молчать, терпeть и бeдствовать? Что-ж -- бросить жизнь родного мальчика под ноги неумeлой, жестокой и чуждой тебe власти, заставляющей взрослых культурных энергичных людей сидeть голодными в нетопленной комнатe? Власть грабит тебя. Если хочешь 97 остаться живым -оторви кусок этого награбленнаго обратно"...

Уже много лeт позже я, внимательно присматриваясь к окружающему, отмeтил, что такое отношенiе к совeтскому государству и его собственности имeлось вездe и среди всeх слоев населенiя.

"Совeтская власть -- это не мы, -- казалось, говорили всe. -- Это -чуждая нам сила, которая не признает никаких законов в отношенiи нас. Почему же мы должны быть связанными моральными тормозами в отношенiи к этой безжалостно гнетущей нас силe?"...

Жизнь совeтская

Тяжелой была зима 1922 года! Неурожай, террор, реквизицiи, паралич транспорта -- все это несло с собой все обостряющiйся голод.