Николай все рассказывает правильно, кроме одного. На первом же допросе Панов показал: "Встретив кавалерию, нас останавливающую, я выбежал вперед, закричал людям: "За мною!" — и пробился штыками".
Панов давал лаконичные и точные показания. И если бы гренадеры прошли на площадь без боя, то он не стал бы выдумывать штыковой прорыв, многократно увеличивающий его вину. И члены Следственной комиссии, внимательно рассматривавшие каждый случай применения оружия восставшими, сделали очень определенный вывод, что Панов привел солдат на площадь, "несмотря на встреченное противодействие кавалерии". Версия о том, что лейб-гренадеры были пропущены кавалергардами по приказу Николая, родилась позже, когда стала создаваться легендарная картина дня.
Но колонне Панова пришлось выдержать и еще одно столкновение — выход на площадь закрывали егеря, измайловцы и преображенцы. Эта масса войск при желании могла бы смять лейб-гренадер или расстрелять их огнем во фланг: гренадеры бежали правым флангом вдоль егерей и измайловцев. Но и те и другие пропустили их беспрепятственно на глазах у Бистрома. А преображенцев, судя по имеющимся известиям, лейб-гренадеры отбросили. Из этого следует, что Преображенские роты, по численности приблизительно равные колонне Панова, серьезного сопротивления не оказали. Девятьсот солдат Панова присоединились к восставшим.
Было не менее половины третьего.
Московцы стояли на площади около четырех часов. Мороз усиливался. Восемь градусов ниже нуля с сырым ветром делали свое дело. Большинство восставших были в мундирах, кроме роты Сутгофа. Солдаты коченели. Московцам трудно было держать строй.
И когда подошли лейб-гренадеры, Александр Бестужев, по его показанию, "поставил свежих лейб-гренадер на фасы, московцев внутрь каре". О том, что построение было именно таково, свидетельствует и Щепин-Ростовский: "Наш полк тогда находился внутри каре, из лейб-гренадеров составленного". И сам Панов показал: "Придя на площадь, мы стали возле Московского полка кареем". Выстраивать еще одно каре возле московцев при страшной тесноте на площади было, разумеется, негде. Панов имеет в виду именно построение обводом вокруг московцев.
Полковник Стюрлер шел с гренадерами до самой площади, не переставая уговаривать их, пытаясь завладеть полковым знаменем.
Барон Зальца подробно воспроизвел финал этих уговоров, и ничто не противоречит его версии: "Между Главным Адмиралтейством и Исаакиевским собором я вторично увидел полковника Стюрлера в голове толпы; приблизясь к нему, я увидел, что он старался всячески уговорить людей возвратиться в казармы, на что они отзывались, что их ведет Панов; так мы следовали до монумента Петра I, здесь меня встретил в партикулярной одежде Каховский, с пистолетом в руке; он обратился сейчас к полковнику Стюрлеру, спрося его по-французски: "А вы, полковник, на чьей стороне?" — "Я присягал императору Николаю и остаюсь ему верным", — отвечал полковник Стюрлер. В это время Каховский в него выстрелил, а князь Оболенский закричал: "Ребята, рубите, колите его" — и вместе с тем нанес своеручно Стюрлеру обнаженною саблею два удара по голове. Полковник с усилием сделал несколько шагов, зашатался и упал" [74] ОР РНБ. Фонд 380. № 57. Л. 37.
.
Тут нужна одна поправка: Каховский стрелял в Стюрлера, а Оболенский рубил его шпагой (кстати, Оболенский отрицал этот факт), конечно, не просто за его верность Николаю, а за попытки увести с площади гренадер. Это была вполне осмысленная акция.
Нервы Каховского были напряжены, и он вел себя так, как, по его представлениям, должен вести себя революционер во время мятежа. После ранения Стюрлера он ударил кинжалом свитского офицера, отказавшегося кричать: "Ура, Константин!" — что было совершенно необязательно, но тут же опомнился и увел офицера в каре, чтобы оказать ему помощь…
Теперь — между половиной третьего и тремя — на площади стояло уже более трех тысяч человек — приблизительно три тысячи сто штыков. Только с этого момента, когда закончился динамичный, целеустремленный процесс вывода мятежных войск из казарм и движения их к Сенату, восстание действительно сделалось "стоячим".
Началось то, в чем по сию пору упрекают декабристов, — пассивное противостояние правительственным войскам.
Связывают эту пассивность прежде всего с отсутствием единой командной воли, единого военного руководства — с отсутствием диктатора Трубецкого.
ДИКТАТОР В ДЕНЬ 14 ДЕКАБРЯ
Многие из декабристов говорили на следствии о беспрецедентной ситуации, сложившейся на Сенатской площади.
Читать дальше