Во всяком случае, следствие точно установило, что Краснокутский и Корнилович были во второй половине дня 13 декабря у Сперанского, а вечером — на последнем собрании у Рылеева, где Краснокутский сообщил о времени завтрашней присяги. Узнал он об этом в доме Сперанского.
Впоследствии дочь Сперанского вспоминала, что накануне восстания многие из заговорщиков были в доме ее отца. Само по себе это говорило бы только об атмосфере в доме Сперанского, если бы не упорные косвенные свидетельства более тесных связей знаменитого реформатора с заговорщиками, чем это выяснилось на следствии. Но все это именно косвенные сведения. И нам важно не столько доказать организационную причастность Сперанского к заговору, сколько показать, что в глазах многих современников Сперанский был естественным союзником тайного общества. Во всяком случае — его умеренного крыла.
Любопытно в плане психологическом, что одним из таких современников был император Николай: "В числе показаний на лица, но без достаточных улик, чтоб приступить было можно к допросам, были таковые на Н. С. Мордвинова, сенатора П. И. Сумарокова и даже на М. М. Сперанского. Подобные показания рождали сомнения и недоверчивость, весьма тягостные, и долго не могли совершенно рассеяться". Они до конца никогда не рассеялись…
О Мордвинове Николай еще определеннее писал в письме Константину 23 декабря: "У меня весьма основательные подозрения, чтоб быть уверенным, что все это восходит до Государственного совета, именно до Мордвинова…"
С Мордвиновым, как и со Сперанским, многие лидеры тайного общества были достаточно близко знакомы — Трубецкой, Рылеев, Николай Бестужев. Но и здесь, как и в случае Сперанского, дело не в прямых организационных связях, которых, скорее всего, не было, а в принципиальной возможности союза.
Получив от Николая первые сведения об арестованных, Константин ответил ему соображениями, в данном случае крайне характерными: "…Список арестованных содержит только имена лиц, до того неизвестных, до того незначительных самих по себе и по тому влиянию, которое они могут иметь, что я вижу в них только передовых охотников и застрельщиков шайки, заправилы которой остались сокрытыми до времени. Никаких остановок, пока не будет найдена исходная точка всех этих происков!"
В ответ на это Николай и сообщил о подозрениях на Мордвинова.
Мнение Константина было ошибочно в прямом, конкретном смысле, но вполне основательно в смысле более общем. Люди 14 декабря действительно были застрельщиками, передовым отрядом дворянского авангарда, который в последний раз попытался вернуться в активный исторический слой, из которого его вытеснили кондотьеры самодержавия — бюрократическая элита…
Если теперь вернуться к началу главы, к особому кругу деятельности Трубецкого и Пущина, то ясно, в чем она могла заключаться. Это были настойчивые попытки заручиться поддержкой предполагаемых единомышленников как в гвардейских верхах, так и в верхах правительственных. И это не было утопией. Сперанскому и Мордвинову в тот момент Трубецкой, Батеньков, Штейнгель были ближе, чем окружение Николая. Возможные политические — пусть временные! — союзы в ситуации междуцарствия были парадоксальны. Недаром же Пестель и его друзья так надеялись на командира 2-й гвардейской бригады Сергея Шипова, что прочили его в случае победы революции в военные министры.
Характер и масштабы этой особой деятельности Трубецкого и Пущина нами только угадываются. "Мы всякий день вместе у Трубецкого и много работаем…"
Надо иметь в виду, что реальные связи лидеров тайного общества с либералами в верхах — один из тех малоизученных аспектов событий ноября — декабря 1825 года, о которых уже шла речь. Мы можем представить себе только контуры ситуации. Есть все основания предполагать, что, делая ставку на сотрудничество с Сенатом после захвата власти, понимая огромное политико-психологическое значение этого сотрудничества — манифест, выпущенный Сенатом, прочно легитимизировал бы результаты победы заговорщиков, — лидеры тайного общества старались обеспечить себе поддержку влиятельных персон.
Это чрезвычайно существенный момент, ибо, готовясь к захвату власти, лидеры тайного общества, безусловно, продумывали способы ее легитимизации без прямого участия Константина.
Различные источники дают нам пять имен сановников, на которых делали ставку заговорщики. Кроме членов Государственного совета Мордвинова и Сперанского, были названы имена сенаторов — тайного советника Дмитрия Осиповича Баранова, тайного советника Павла Ивановича Сумарокова и действительного тайного советника Ивана Матвеевича Муравьева-Апостола, отца трех братьев-декабристов — Матвея, Сергея и Ипполита.
Читать дальше