Маттиас Швартц - Последним рывок - интимная жизнь космонавтов в советской популярной культуре и научной фантастике

В «макрокосмическом» контексте перекрывающихся суперпозиций рассказ «В конце пути» свой основной художественный прием зашифровывает уже в самом названии. Рассказ вполне может закончиться апогеем сугубо человеческой чувственности — кровавой семейной трагедией в шекспировском духе. Или же, наоборот, торжеством бесчувственной техносферы в мире кибернетических машин. А, может быть, «неудержимым рывком», который «со стороны показался бы немощным и вялым», к заветной тормозной кнопке и, если этот рывок не удастся, к личной катастрофе первой «космической пары». Однако реальный исход как эксперимента, так и рассказа навсегда остается открытым. Ведь и сам читатель до конца пути находится как бы внутри стального ящика, различая лишь неясные силуэты вне астрономического отсека:

Он лежит на спине. Перед ним матовая ворсистая поверхность стены. <.. > Если опустить взгляд, видны узорные секции теллуровой батареи. А еще ниже глаза натыкаются на черный круг. Этот круг — иллюминатор астрономического отсека. Хочется встать и подойти к иллюминатору. За ним — могильная темнота. Но если смотреть долго, то появляется еле различимый силуэт… (108)

Важен в связи с интимным отношением к космонавтам в популярной культуре тех лет еще и тот факт, что рассказ «В конце пути» был впервые опубликован за два года до полета Гагарина и за четыре года до бракосочетания Терешковой с Николаевым. В период после 1957 года вышло бесчисленное количество подобных произведений, которые читали миллионы [39] Типичным для этого времени стал сюжет о духовном одиночестве странника, который в борьбе с опасностями во вселенной переживает крах межличностных отношений, разрушение семейных и дружеских уз. Нельзя не вспомнить в связи с этим роман Станислава Лема «Солярис», вышедший в свет в 1961 году. Ключевую роль здесь играют как раз табуизированные интимные фантазии и семейные конфликты. Эти фантазии и конфликты насквозь просвечиваются и контролируются таинственным существом — океаном «Солярис». . Их читало, несомненно, большинство из тех, кто с «горячей, всепоглощающей, искренней» радостью приветствовал Гагарина и других космонавтов и хотел знать о них все до мельчайших подробностей. Характерно, однако, что в отличие от медиально инсценированной небесной «идиллии» большой космической семьи типичные протагонисты научной фантастики были лишены именно этого семейного коллектива. В связи с расцветом научно-фантастической литературы, где наиболее популярным мотивом было «интимное» космическое одиночество космонавтов [40] Тема космических полетов была наиболее популярной среди читателей научной фантастики тех лет, см.: О чем мечтает читатель // Знание — сила. 1958. № 12. С. 37; Schwartz M. Op. cit. S. 110–115. , — причем за несколько лет до полета первого человека в космос, — можно сделать следующий вывод. Вероятно, именно в чтении «микрофильмов» научной фантастики формировался тот особый интимный взгляд советских людей на «своих» космонавтов, на ту интимность, которая не была показана официальным дискурсом. Этот взгляд рождало тайное восхищение той научно-фантастической сферой, которая находилась за рамками «большой семьи». Не будет преувеличением сказать, что в знаменитой «улыбке Гагарина» или, вернее, за этой улыбкой советский читатель мог увидеть тот самый последний рывок героя, «который со стороны показался бы немощным и вялым». Гагарин, который, как известно, зачитывался научной фантастикой, будучи летчиком-испытателем, в 1968 году разбился во время одного из своих полетов. Его смерть соединила два разных дискурса — официально-пропагандистский и научно-фантастический, скрестив в одном лице оптимизм медиальной инсценировки и трагику литературного повествования. Может быть, как раз это стечение обстоятельств и сделало Гагарина самым «родным», самым интимным героем освоения космоса.

Анфилов Г. В конце пути // Альфа Эридана / Под ред. А. Варшавского. М., 1960. С. 110.

См.: Начало эры // Юность. 1961. № 5. С. 3.

Понятие «большая семья» используется здесь в значении, принятом в историографии советской культуры. Оно имеет в виду пропагандистскую инсценировку отношений между политическим руководством (отцом), страной (матерью) и народом (сыном). См.: Кларк К. Советский роман: История как ритуал. Екатеринбург, 2002; Соцреалистический канон: Сборник статей / Под ред. X. Гюнтера, Е. Добренко. СПб., 2000.