Эрих Раквитц - Чужеземные тропы, незнакомые моря

Современники Геродота и особенно последующие поколения историков с трудом принимали на веру его рассказы. И только знаменитый Александр фон Гумбольдт [68]подтвердил, что в них скрывалось зерно истины. Так, например, повествование Геродота содержит первое упоминание о золотоносных россыпях в верхнем течении Енисея. А уже в наши дни советские археологи нашли близ Свердловска понтийские серебряные монеты, которые могли попасть в высокие северные широты лишь путем многократного обмена [69]…

Конечно, этот великий исследователь не смог отделаться от некоторых ложных представлений своего века, однако, бесспорно, ему принадлежит заслуга создания единой картины мира. До конца своего тысячелетия Геродот оставался непререкаемым авторитетом, да и позднейшие исследования, как правило, подтверждали его сообщения. Поэтому великий репортер-путешественник был и остается «отцом истории».

В течение трехсот лет пунийцы держали зашнурованным выход из Средиземного моря-мешка и открывали узкий проход между Ливией и Европой лишь для собственных судов. При этом экономика Массилии, как и других нефиникийских городов в западном Средиземноморье, сильно страдала от произвола карфагенян. Массилийские купцы бессильно взирали на то, как обогащаются пунийцы от северной торговли, в то время как сами они в течение нескольких столетий получали олово и янтарь лишь через посредничество кельтов [70]. С этим пора было покончить и самим заняться прибыльным делом если не прямыми, то окольными путями. Да так, чтобы об этом не узнали властвующие над морями всезнающие карфагеняне. На одном из заседаний высокий торговый совет Массилии принял хитроумный план, согласно которому следовало приступить к основательному изучению областей, лежащих к северу от пунийцев. Там вполне могли быть найдены олово, янтарь, золото и другие не менее привлекательные вещи.

Но это было далеко не легким делом. Нельзя было просто послать на поиски морского офицера, как это сделали пунийцы в 525 году. Им должен быть человек науки! И в Массилии как раз отыскался такой ученый, который был хорошо известен своими путешествиями в западный Океан. Он разгадал даже загадку приливов и отливов, объяснив их воздействием Луны. Поверить в это было трудно, но одно не вызывало сомнений—человек этот имеет голову на плечах и ему можно доверить смелое предприятие.

И вот в 330 году до н. э. Пифей [71]— он был греком, как и большинство жителей Массилии, — предстает перед высоким советом и вникает в детали плана. Задание казалось заманчивым. Пифея всегда интересовали неведомые области за Оловянными островами, и теперь он, неимущий, должен был получить все необходимое для поездки в далекий туманный край.

Одно было ясно с самого начала: Гибралтарский пролив блокирован, и нечего было думать об организации путешествия на судах. Но туг-то на выручку и пришли кельты, с которыми издавна торговали массилиоты. Экспедиция избирает древний торговый путь: вверх по Роне до Луары, отсюда — тридцать дней до районов современного Сен-Назера, Корбилона [72], который был еще в полном расцвете и оказался забытым уже ко времени Цезаря. Наняв здесь суда, Пифей пустился в неведомое.

…Только через несколько лет он вернулся в Массилию. Его подробный отчет о путешествии был погребен в тайном архиве города, разумеется, после тщательного изучения. Ученый умер, и мир гак и не узнал о его открытиях…

Прошло 300 лет. Молодая Римская империя после трех кровавых войн вступила во владения карфагенским наследством.

А во II веке до новой эры Массилия тоже попадает в руки римлян. Роясь в запыленных грамотах, римский историк обнаруживает долго хранимый секретный доклад Пифея.

Впервые, насколько можно об этом судить, о работе Пифея упоминает астроном Гиппарх [73], живший в то время в Александрии:

«В небесном полюсе нет звезды, это место пустое, и вблизи него находятся три звезды, с которыми полюс образует почти правильный четырехугольник. Это говорите Пифей из Массилии».

Таким образом, Гиппарх ссылается на астрономические наблюдения Пифея. Заметим, что подобная фиксация небесного полюса по тем временам достойна удивления.

Сообщения Пифея дошли до нас главным образом из сочинений римских историков времен Цезаря. Очень часто римляне были не в состоянии оценить его глубокие познания и поэтому называли автора лгуном и обманщиком. По-видимому, из-за этой оценки труд Пифея «Об океане» не сохранился в оригинале.