Коллектив авторов - Всемирная история - в 6 томах. Том 2 - Средневековые цивилизации Запада и Востока

Запоздалая деградация крестьянского статуса в регионах к востоку от Эльбы, стартовавшая на рубеже Нового времени и известная нам под именем «крепостничества», развертывалась как самобытный феномен во многом в результате правительственных мероприятий. Крепостничество и средневековый серваж — разные вещи.

Таковой предстает ситуация, отраженная в частных актах и документах практического судопроизводства. Но картина рабства, предлагаемая «идеологами», выглядела иной. Ученые теории рабства так или иначе восходят к Аристотелю, утверждавшему, что «одни люди по природе свободны, другие — рабы, и этим последним быть рабами и полезно, и справедливо». Стоящий вне гражданского общества, по его мнению, в физическом, умственном и нравственном отношении не может быть полноценен, он нуждается в руководстве и развит ровно настолько, чтобы следовать приказам. Другую теорию «рабства от природы» мы встречаем на германском севере Европы: в эддической «Песне о Риге», которая объясняет происхождение общества, Бог, назвавшийся Ригом, последовательно получает гостеприимство в трех домах. В первом после его ухода у хозяйки родится Трэль, т. е. «раб»: «он темен лицом был,, кожа в морщинах была на руках, узловаты суставы… толстые пальцы и длинные пятки, был он сутул и лицом безобразен». Заночевав в двух других домах, Риг стал прародителем крестьян и знатных людей. Биологическая интерпретация несвободы не утратила актуальности в христианское Средневековье. Так, в ходе судебного разбирательства в Мантуе около 1200 г. один свидетель в доказательство свободы ответчика ссылается на то, что его отец был замечательно сложен, высок и белотел.

Расхожая метафора уподобляет сервов животным как в физическом, так и в нравственном отношении. Помимо незавидной внешности, их неизменно отличает малодушие и коварство, грубость и низменный образ мыслей и действий. Непреходящая причина тому — в неразвитости у них чувства чести/стыда, иначе говоря, самоконтроля, свойственного человеку и наиболее зримо отличающего его от животного. Бесстыдство символизирует рабскую низость и оправдывает необходимый контроль и принуждение свыше. Такое восприятие порабощения делает свободу этическим постулатом. Дабы не уподобиться холопу, человеку надлежит вести себя соответственно своему происхождению и положению. Недаром «серв» — еще и широко распространенное ругательство. Трубадур Пейре Видаль прилагает его к ненавистному французскому королю Филиппу Августу: коварный, трусливый, лживый и слабый, он не принадлежит к «знати», но ведет себя как последний sers — «раб». В английском языке слово «виллан» (villain) также неизменно приравнивалось к ругательству.

Новозаветная традиция формально не ограничивает древней практики рабства: «Рабы, повинуйтесь господам во плоти со страхом и трепетом в простоте сердца вашего, как Христу» (Эф. 6: 5). Ничто в мире не может совершиться помимо Его воли и, следовательно, быть несправедливым. Если в Средние века церковь приветствовала освобождения как благочестивый поступок, самим аббатам и епископам отпускать на волю церковных рабов воспрещалось. Они — Боговы и позволяют церкви кормить бедных; бедные — вот истинное социальное дно, о котором печется церковь. Вместе с тем, несовместимость христианской доктрины с концепцией естественного рабства рождала потребность объяснять возникновение порабощения исторически. По аналогии с грехопадением Адама рабство части живущих было понято как род наказания греховодников, которое несмываемым пятном лежит на их потомках.

Христианская мысль связывала уничтожение первоначального равенства времен творения с неким библейским событием — убийством Каином Авеля, насмешками Хама над наготой своего отца Ноя и продажей Исавом первородства за чечевичную похлебку. Августин ставит людскую греховность в основание своей концепции происхождения мирской власти как таковой. Для Исидора Севильского в начале VII в. в целом очевидна большая греховность рабов по сравнению с людьми более высокого статуса. Порабощение видится ему существующим для наказания и предупреждения людской слабости и низости — соображение, подхваченное впоследствии Ратхером Веронским (X в.), Бурхардом Вормсским и Ивом Шартрским (XI в.). Напротив, папа Григорий Великий вовсе не убежден, что рабы более склонны к греху, чем прочие люди. Еще решительнее идея христианского равенства зазвучит в трудах каролингских писателей Смарагда, Агобарда Лионского и Ионы Орлеанского. Порабощение — скорее мирская несправедливость, нежели божественное веление. Грех, повлекший рабство, не испортил безвозвратно человеческой натуры, и поистине мало быть свободными в глазах Господа. В 20-х годах XIII в. автор «Саксонского зерцала» Эйке фон Репгов критически разбирает все возможные библейские генеалогии наследственного «хамства» и находит их несостоятельными. В 1378 г. с презрением отвергает попытки вывести мирское порабощение из наказания за грех Каина или Хама Джон Уиклиф, а в 1520 г. — Мартин Лютер. Христос смертью на кресте искупил людские прегрешения и восстановил первоначальную свободу — мысль, получившая широкое хождение в позднее Средневековье.