Олег Шишкин - Битва за Гималаи. НКВД - магия и шпионаж

Петербургские мартинисты представляли собой особый круг людей, склонных к пышным церемониям и всевозможным экзотическим обрядам. Одним из самых экстравагантных среди них был Сергей Ольденбург, востоковед, буддолог, неизменный секретарь Академии наук, человек близкий к Генштабу и военному министру генерал-адъютанту Куропаткину. Тот часто обращался к ученому за консультациями по поводу тайных русских миссий в Тибет.

Ольденбург и его брат-мартинист князь Щербатский разработали план транспортировки в столицу древнего индуистского храма, который намеревались купить, и только неимоверные расходы на его перевозку остановили это грандиозное мероприятие.

Еще одним адептом ордена «Роза и Крест» являлся скульптор Сергей Меркуров, в будущем придворный ваятель И. В. Сталина. Он приезжал на сеансы и собрания из Москвы. Меркуров придерживался крайне левых взглядов, водил дружбу с коммунистом Степаном Шаумяном и любил вспоминать, как во время учебы в Цюрихе в 1902 году ходил слушать диспуты большевика Ленина и меньшевика Чернова. В 1911 году Сергей Меркуров ввел в ложу своего двоюродного брата— Георгия Георгиадиса, более известного как Георгий Иванович Гурджиев. Оба брата принадлежали к большой семье каппадокийских греков, обосновавшихся в Александрополе [7] Ныне Гюмри. . Глубокая связь Гурджиева с суфиями и дервишами Востока была для иерархии русских розенкрейцеров, несомненно, полезной.

В обрядах «Розы и Креста» участвовал и поэт Александр Блок, которого Рерих впоследствии порицал за отказ от участия в их собраниях. Но за время недолгого пребывания в ордене литератор создал блестящий образчик своих мистических увлечений — пьесу «Роза и Крест», представляющую не что иное, как драматический вариант мартинистского посвящения.

Еще одним литератором, допущенным к заседаниям ложи, был литовский поэт Юргис Балтрушайтис. Но о его роли следует говорить отдельно, а пока лишь подчеркнем, что и он тоже был посвящен в тайну мистической и недоступной Шамбалы.

Наиболее экзотической фигурой ордена являлся монгольский интеллигент Хаян Хирва. Полиглот, путешественник, посетивший Францию, Германию, Турцию, он увлекался эсперанто и мечтал о создании единого общеазиатского языка.

Особую когорту розенкрейцеров представляли петербургские врачи. Один из них — Константин Николаевич Рябинин. Он познакомился с Рерихом в 1898 году. «Общность интересов по изучению трудных и малодоступных для понимания широких масс областей человеческого духа сблизили нас», — напишет Рябинин в предисловии к своему дневнику «Миссия Николая Рериха. Развенчанный Тибет». Константин Николаевич был известен в Петербурге прежде всего как талантливый врач-психиатр, занимавшийся терапией эпилепсии.

Рерих встречался с ним в связи с болезнью жены, и вскоре доктор начал движение по ступеням мартинистской иерархии. Однажды художник привел в стационар Рябинина второго секретаря посольства Японии Есуке Мацуоку, с которым познакомился в 1912 году на одном из придворных раутов, где Николай Константинович присутствовал как секретарь «Общества поощрения художеств». Дипломат выполнял в столице весьма щекотливое задание— он подыскивал врача-консультанта для императора Иошихито, которого мучили приступы безумия. Японец бегло говорил по-русски, так что при общении с ним не возникало трудностей. Кроме того, этот самурай обладал связями с японскими тайными организациями: «Обществом черного дракона» и «Обществом основ трона», — заботившимися о престиже и репутации императора.

Уже упоминавшийся Павел Васильевич Мокиевский, входивший в комиссию по проверке способностей Яна Гузика, также принадлежал к числу посвященных. Как член правления литературного фонда он знал весь писательский круг Петербурга. Длительное время Мокиевский работал заведующим отделом философии журнала «Русское богатство». В столице его называли «литературным доктором». Его ценили как гипнотизера, и больше того — телепата. «Как и все новое, гипнотизм вызвал противоречивые суждения и породил недоразумения», — писал Мокиевский во вступительной статье к труду профессора Бони «Гипнотизм». С другой стороны, влиятельный Павел Васильевич был известен как филантроп, способный прийти на помощь тем запутавшимся в революционном угаре студентам, которым грозил острог и ссылка. Одним из них был Глеб Бокий, чье имя зловеще прогремело потом в 1918 году, когда он возглавил красный террор на посту начальника питерской ЧК.