Другой заговорщик, Булатов, держался около Императора, вооруженный пистолетом и кинжалом..." Каховский на допросе сказал Николаю I: "Слава Богу, что вы не приблизились к каре: в моей экзальтации я первый бы выстрелил в вас".
С. Волконский, потомок одного из декабристов, сообщает в книге "О декабристах": "Произошел бой, кончившийся подавлением мятежа.
Неудачная попытка раскрыла еще одну слабую сторону заговора: у них не было никаких корней. Народ не знал о них. Солдаты повиновались офицерам либо из побуждений слепой дисциплины, либо даже под туманом недоразумения: они кричали "Да здравствует Конституция", но многие думали, что "Конституция" есть женский род от слова "Константин" и что этим обозначается жена Великого князя Константина Павловича..." И не любившие Николая I, - по словам Зайцева, - "не могли отрицать, что 14 декабря показал он себя властелином. Личным мужеством и таинственным ореолом власти действовал на толпу. Он Власть... "Это Царь". Вожди мятежников могли быть и образованней его и много было правильного в том, что они требовали, но у них не было ни одного "рокового человека", Вождя. Николай Вождем оказался и победил".
* * *
Декабристы хотели, сознавали они это или не сознавали, довести начатое Петром I разрушение русской монархии до своего естественного конца. Д. С. Мережковский правильно отмечает в статье, посвященной 100-летию со дня восстания декабристов: "...Между Пушкиным и Петром - вот их место. Недаром, именно здесь, на Петровской площади, у подножия Медного Всадника, начинают они восстание, как будто против него.
Добро Строитель чудотворный!
Ужо тебя...
Как будто уничтожают его, а на самом деле, продолжают..."
XI. КАК "РЫЦАРИ СВОБОДЫ" ВЕЛИ СЕБЯ ВО ВРЕМЯ СЛЕДСТВИЯ
I
Николай Первый взял в свои руки следствие о заговоре декабристов, чтобы узнать самому лично цели и размах его. После первых же показаний ему стало ясно, что здесь не имеет место простой акт непослушания. Заговор не был измышлением каких-то доносчиков, - это была реальность. Цель заговора было уничтожение России такой, какой он себе ее представлял.
"Революция у ворот Империи, сказал он в эту трагическую ночь Великому Кн. Михаилу, но я клянусь, что она в нее не проникнет, пока я жив и пока я Государь милостию Божьей". И далее: "Это не военный бунт, но широкий заговор, который хотел подлыми действиями достигнуть бессмысленные цели... Мне кажется, что у нас в руках все нити и мы сможем вырвать все корни". И еще: "Могут меня убить, каждый день получаю угрозы анонимными письмами, но никто меня не запугает".
"С самого же начала я решил не искать виновного, но дать каждому возможность себя оправдать. Это исполнилось в точности.
Каждый, против которого было лишь одно свидетельство и не был застигнут на месте преступления, подвергался допросу; его отрицание, или недостаток доказательств имели следствием немедленное освобождение." "Это утверждение Николая I правильно, - пишет Грюнвальд. Николай испытывал удовольствие быть человеколюбивым, в особенности в начале следствия. Он отказался признать вину, даже признанную, молодого князя Суворова, юнкера Лейб-Гвардейского Конного полка. "Суворов не в состоянии изменить своему Государю".
Он отправляет к матери поручика Коновницына, "чтобы она его высекла".
Николай I был убежден в необходимости применить суровые меры наказания, но пытался исключить из числа наказуемых всех достойных снисхождения. "Это ужасно, - пишет он Вел. Кн.
Константину, - но надо, чтобы их пример был бы другим наука, и так как они убийцы, их участь должна быть темна". И дальше:
"Надо было все это видеть, все это слышать из уст этих чудовищ, чтобы поверить во все эти гадости... Мне кажется надо поскорее кончать с этими мерзавцами, которые, правда, не могут больше иметь никакого влияния ни на кого, после сделанных ими признаний, но не могут быть прощены, как поднявшие первыми руку на своих начальников."
В начале февраля Николай I сказал Фердинанду Австрийскому:
"Эти изуверы, которые были всем обязаны Императору Александру и которые заплатили ему самой черной неблагодарностью".
Пестеля Николай I характеризует как "преступника в полном смысле слова: зверское выражение лица, наглое отрицание своей вины, ни тени раскаяния". Артамон Муравьев: "пошлый убийца при отсутствии других качеств".
Императрица мать писала: она надеется на то, что "они не избегнуть своей участи, как ее избегли убийцы Павла I". Николай I пишет далее своему брату Константину: "Отцы приводят ко мне своих сыновей; все хотят показать пример и омыть свои семьи от позора".
Читать дальше