Александр Чудинов - Жильбер Ромм и Павел Строганов. История необычного союза

И, наконец, автор этих строк сделал обзор находящихся в России рукописей Ромма и предложил коллегам совместный проект их публикации [137].

Развернувшаяся в последующие годы работа над указанным проектом существенно оживила исследования по данной тематике. Его участники за минувшие после коллоквиума в Риоме 15 лет опубликовали многочисленные статьи как о самих Ж. Ромме и П. Строганове [138], так и об их окружении [139]. Первые результаты осуществления данного проекта уже получили признание в научной среде [140]и нашли отражение в историографии, например в фундаментальных исследованиях петербургского историка С.О. Кузнецова о династии Строгановых [141].

Вместе с тем в последнее время тема союза Ж. Ромма и П. Строганова стала все чаще привлекать внимание и историков-любителей, чьи тексты лишь с большой долей условности могут быть отнесены к собственно историографии [142].

Хотя указанные публикации изобилуют ссылками на научную литературу, что придает им внешнее сходство с исследованиями, большинство из упоминаемых в таких ссылках изданий имеют, в лучшем случае, лишь косвенное отношение к рассматриваемому сюжету, а основным источником информации о Ромме и Строганове для этих авторов по-прежнему остается книга великого князя Николая Михайловича. Некритически перелагая ее содержание, они воспроизводят и содержащиеся в ней неточности. Например, все они – и журналист В.С. Успенский, и М.Л. Гавлин, и врачи М.В. Далин (сын историка) с В.А. Фроловым – повторяют за великим князем, что накануне своего отъезда из России П.А. Строганов получил воинское звание «поручика Преображенского полка» [143], хотя во всех официальных документах Коллегии иностранных дел, связанных с отъездом П.А. Строганова за границу, чин последнего обозначен как «карнет лейб-кирасирскаго полку» [144].

В.С. Успенский и М.Л. Гавлин воспроизводят также ошибочную версию Николая Михайловича о том, что Ромм посоветовал Строганову принять псевдоним «Очер» по политическим соображениям с началом революционных событий [145]. Любопытно, что М.Л. Гавлин, утверждая это, ссылается не только на труд Николая Михайловича, но и на мою публикацию документов, из которых следует как раз прямо противоположное: смена имени воспитанника была произведена Роммом исключительно по педагогическим мотивам еще до революции [146].

Точно так же М.В. Далин и В.А. Фролов принимают на веру утверждение Николая Михайловича о том, что друг Ромма, французский дипломат и шпион шевалье де ла Колиньер, уехал из России вместе с Роммом и Строгановым, и считают это «доказательством» непричастности Ромма к составлению во французском посольстве в 1786 г. секретного мемуара о положении и диспозиции русских войск в Крыму [147]. Отнестись с необходимой долей критичности к утверждению Николая Михайловича о совместном отъезде Ромма и Колиньера соавторов не побудило даже то, что он, вопреки всем источникам, ошибочно датировал отъезд Ромма и Строганова не 1786, а 1787 г. [148]Между тем в одном из опубликованных им же самим документов есть точное указание на то, что отпуск для поездки на родину Колиньер получил только в ноябре 1786 г. [149] – через четыре с лишним месяца после отъезда из Петербурга Ромма и Строганова.

Мало того что авторы перечисленных сочинений безоговорочно доверяют всему, что написано в книге великого князя Николая Михайловича, их отличает еще и крайняя неряшливость, когда дело доходит до имен и титулов, которые они даже правильно переписать не могут! Так, Ромм из Шарля Жильбера превращается в «Жана Жильбера», французский публицист Pingaud – в «Pingant», граф А.С. Строганов – в барона (В.С. Успенский); два товарища Ромма, Демишель и шевалье де ла Колиньер, сливаются воедино в лице «француза де Мишеля, шевалье де ла Колиньер (друга и земляка Ромма)», русский посланник Симолин величается «Самойловым», а историк А.И. Саплин – «Соплиным» (М.Л. Гавлин) [150]; графиня д’Арвиль (Harville) становится «герцогиней д’Анвиль», английский посланник Элейн Фитцгерберт – «Фитцем Гербертом», Шаретт де ла Колиньер – «Шарлетт де ла Колиньером», французский винодел Банк (Banq) – «Бэнксом», француз Жам получает английское имя «Джеймс», исследовательница И.С. Шаркова фигурирует под именем то «Ширковой», то «Широковой» (М.В. Далин и В.А. Фролов) [151]и т. д., и т. п.

Однако, пожалуй, главное, что отличает подобные сочинения от собственно научных исследований, – это та необычайная легкость, с которой их авторы заполняют лакуны в своем знании фактов откровенным домыслом. Приведу лишь некоторые примеры.