Ольга Минкина: «Сыны Рахили». Еврейские депутаты в Российской империи. 1772–1825

Обращение к сюжету о еврейских депутациях в творчестве С.М. Дубнова [36], одного из самых выдающихся еврейских историков, не носило специального характера. Поскольку целью Дубнова было создание «всемирной истории еврейского народа», эпизоды с еврейскими депутатами органично включались им в общий нарратив без детальной разработки. Не имевший доступа в государственные архивы Дубнов черпал сведения о депутациях из работ Гессена. Однако он подвергал эти сведения определенному переосмыслению в рамках созданной им концепции еврейской истории. Особую роль в этой концепции играли различные институты еврейского самоуправления, в том числе кагал, способствовавший сохранению национальной самобытности евреев. Поскольку Дубнов являлся не только историком, но и политическим деятелем, одним из основателей упоминавшегося выше «Союза для достижения полноправия еврейского народа в России», основателем и автором политической программы «Фолкспартей» (Еврейской народной партии), то вопрос о еврейских депутациях представлялся ему политически актуальным. Дубнов считал, что сам факт выдвижения евреями представительских инициатив свидетельствует о том, «что даже в ту эпоху, в темной хасидской среде Волыни и Подолии, не совсем заглохло сознание совершавшегося политического и социального кризиса» [37]. Дубнов, в отличие от Гессена, не акцентировал возможные противоречия между петербургским еврейством и прибывшими из губерний черты оседлости депутатами [38]. Наиболее важным для Дубнова в истории Первого еврейского комитета было то, что все предложения еврейских представителей были в итоге проигнорированы комитетом, разработавшим комплекс ограничительных, жестоких и недальновидных мер по отношению к евреям. Ни либерализм отдельных «просвещенных» бюрократов, наподобие М.М. Сперанского, ни вызывающие иронию Дубнова усилия первых российских маскилов, ни тем более действия еврейских депутатов не могли, по мнению Дубнова, изменить неизменно негативное отношение российского правительства к евреям.

Высокой оценки удостаивается у Дубнова депутация 1812–1825 гг., это «прекрасное по идее, но искаженное в действительности учреждение», которое при благоприятных обстоятельствах смогло бы «смягчить режим произвола и тягостной опеки, все более внедрявшихся в России» [39]. Вину за скромные результаты деятельности депутации и ее окончательное упразднение Дубнов всецело возлагал на российскую администрацию, недовольную «непрестанными ходатайствами и вмешательством в ее планы» [40].

Проблемами создания всеобъемлющей истории российского еврейства был озабочен и Гессен. В 1914 г. он выпустил первую редакцию своей «Истории евреев в России». Весьма примечательны рассуждения Гессена о том, насколько депутаты, выступавшие от имени еврейского народа, выражали желания и потребности представляемых. По мнению Гессена, депутаты стремились в первую очередь к укреплению власти кагалов, пошатнувшейся якобы из-за того, что приписанные к купечеству и мещанству евреи перешли под юрисдикцию органов сословного самоуправления.

В последующих двух редакциях «Истории еврейского народа в России», изданных в 1916 и 1925 гг., Гессен хоть и привлек некоторые новые источники, однако сохранил изложенную выше трактовку событий, связанных с еврейскими депутациями. Преемственность по отношению к редакции 1914 г. подчеркивается и буквальным воспроизведением некоторых абзацев, в особенности аналитического характера. Основной нарратив о депутациях был сформирован в начале XX в. и оказал огромное влияние на последующую историографию.

Мы можем выделить два основных историографических мифа, восходящих, соответственно, к концепциям Ю.И. Гессена и С.М. Дубнова: о противостоянии «ортодоксов» из черты оседлости и «просвещенных» петербургских депутатов и о бессилии депутатов перед властью.

Для С.М. Дубнова противопоставление еврейских «просветителей» «ортодоксам» было не столь важно, сколь реконструкция череды несправедливых гонений, которым подвергались евреи на протяжении веков. В этом контексте история еврейских депутатов, бессильных перед недобрыми намерениями правительства, выглядела очередным эпизодом вечного спора «русского волка» с «еврейским ягненком» [41]. В то время как политическая позиция С.М. Дубнова четко артикулирована в его публицистических и научных работах, позиция Гессена представляется менее ясной. Очевидно, что, в противоположность Дубнову, Гессен являлся скорее сторонником ассимиляции. В противовес концепции Дубнова, отстаивавшего ключевую роль кагала в консолидации еврейства и сохранении евреев как «духовной нации», Гессен приписывал кагалу реакционную роль противника всякого прогресса. Кагалу в конструкции Гессена противостоят «маскилим». Характер исторического повествования первых русско-еврейских историков определялся не только произвольными идеологическими конструктами, но и языком описания.