Как мы наблюдали выше, — многие желающие сражаться с захватчиками столицы побежали за помощью к казакам. Казаки были особым русским крестьянским сословием. Свободолюбивые, трудолюбивые и глубоко верующие в Бога — по-своему материальному достатку большинство казаков по ленинской классификации были кулаками. В царской России по призыву в армию они шли со своим холодным оружием и со своей лошадью.
«Казаки любили землю, и земля любила казаков, они не были оторваны от природы. Знали и знают цену Отечеству, земля коего густо пропитана кровью их пращуров. Свято чтили Бога и являлись крепостью государства. Казаки расширили пространство до Аляски, сделали Россию — Великой Империей, Державой!» — восхищался ими А. Дикий.
В тяжёлых условиях затяжной Первой мировой войны и в результате пораженческой пропаганды ленинцев — дезертирство в российской армии было обычным делом, но по утверждению генерала Деникина: «Казачество, в противовес всем прочим составным частям армии, не знало дезертирства». Но когда белые генералы добрались до Дона, то обнаружили... — что Дон уже другой, по нему серьёзно проехалась ленинская пропаганда. «И вдруг оказалось, что всё это чистая мистификация. Что никакой силы у казачества в то время уже не было! Ввиду разгоравшихся на территории казачьих войск беспорядков атаманы не раз входили с ходатайством о возвращении с фронта хотя бы части казачьих дивизий. Их ждали с огромным нетерпением и возлагали на них самые радужные надежды... — писал в своих мемуарах А.И. Деникин. — С возвращением казачьих войск в родные края наступило полное разочарование: они — по крайней мере, донцы, кубанцы и терцы — принесли с собой с фронта самый подлинный большевизм... со всеми знакомыми нам явлениями полного разложения... сразу ознаменовавшись отрицанием авторитета «стариков», отрицанием всякой власти, бунтом, насилиями...».
Как заметил в своих мемуарах помощник Ленина Шапошников — наблюдалось довольно четкое разделение: взрослые и пожилые казаки шли в белое освободительное движение, а молодые казаки поддавались ленинской агитации и шли в армию захватчиков. Воевавшие в Первой мировой войне казаки и зараженные ленинской агитацией, клюнувшие на их обещания также склонялись к большевикам.
«Атаман (Каледин) был под свежим ещё гнетущим впечатлением разговора с каким-то полком или батареей, стоявшей в Новочеркасске. Казаки хмуро слушали своего атамана, призывавшего их к защите казачьей земли. Какой-то наглый казак перебил: «Да что там слушать, знаем, надоели!» И казаки просто разошлись... — с горечью вспоминал генерал Деникин. — Каледин: «На Дону приют вам обеспечен. Но, по правде сказать, лучше было бы вам, пока не разъяснится обстановка, переждать где-нибудь на Кавказе или в кубанских станицах. — И Корнилову? Да, тем более». Я уважал Каледина и нисколько не обиделся за этот совет...». Деникин послушался совета и уехал на Кавказ.
В казачьи губернии со своими казаками вернулся из Петрограда и предавший 29-30 октября 1917 года П.Н. Краснова и курсантов военных училищ атаман А.И. Дутов (1864-1921), который наконец-то разобрался — кто такие ленинцы и почему у них кровавые флаги иешиботников, и стал формировать в Оренбургской губернии свою армию.
Казалось бы, по элементарной логике — собрались в одном месте генералы и атаманы, обсудили всю серьёзность и катастрофичность положения России и её народов, почему и как власть в России оказалась в руках пришельцев-захватчиков, разработали план освобождения России, организовали штаб, сформировали армии и смели с лица России врагов. Но всё было совсем наоборот — каждый из перечисленных военачальников ошибочно считал, что захватчиков будет совсем легко разбить и выгнать из России — и каждый хотел войти в историю как «спаситель России». Кроме того, многие из них считали друг друга бездарными, соответственно смотрели друг на друга высокомерно и даже с презрением. «На небольшом клочке освобожденной от большевиков русской земли двум началам, представленным, с одной стороны, генералом Красновым, с другой — генералом Алексеевым и мною, очевидно, оказалось тесно. Совершенно неприемлемая для Добровольческой армии политическая позиция атамана, полное расхождение в стратегических взглядах и его личные качества ставили трудно преодолимые препятствия к дружной совместной работе.
Утверждая «самостоятельность Дона» ныне и «на будущие времена», он не прочь был, однако, взять на себя и приоритет спасения России», — писал в мемуарах Деникин.
Читать дальше