Хлестнула дерзко за предел
Нас отравившая свобода.
Ведь это можно трактовать как разоблачение технологии, изложенной в «Протоколах». Или — как могли потерпеть стихи этого рязанского парня о главе Центрожида Ленине —
Он не садился на коня
И не летел на встречу буре.
Сплеча голов он не рубил,
Не обращал в побег пехоту.
Одно в убийстве он любил
Перепелиную охоту.
Он с лысиною, как поднос,
Глядел скромней из самых скромных.
Застенчивый, простой и милый,
Он вроде сфинкса предо мной.
Я не пойму, какою силой
Сумел потрясть он шар земной?..
Ведь это откровенное издевательство над Вождем. А по поводу Карла Маркса и Фридриха Энгельса — что этот русский наглец написал:
Я посетил родимые места,
Ту сельщину,
Где жил мальчишкой.
«Ах, дедушка, ужели ты?»
И полилась печальная беседа
Слезами тёплыми на пыльные цветы.
Он говорит, а сам всё морщит лоб.
«Да!.. Время!..
Ты не коммунист?»
«Нет!..»
«А сестры стали комсомолки.
Такая гадость! Просто удавись!
Вчера иконы выбросили с полки,
На церкви комиссар снял крест.
Теперь и Богу негде помолиться.
Уж я хожу украдкой нынче в лес,
Молюсь осинам. (Хорошо — когда у русских есть ещё одна религия. — Р.К.)
Может пригодиться.»
Конечно, мне и Ленин не икона,
Я знаю мир.
Люблю свою семью.
«Ну, говори, сестра!»
И вот сестра разводит,
Раскрыв, как Библию, пузатый «Капитал»,
О Марксе, Энгельсе.
Ни при какой погоде
Я этих книг, конечно, не читал.
Молодой Сергей Есенин (1895-1925) приехал из своей рязанской деревни в Москву в 1912 году, работал в книжном магазине, в типографии и писал стихи. В Гражданскую войну Центрожиду было не до него, а в разгар убийств российской интеллигенции в 1921 году он удачно уехал в далекую Азию, жил в Ташкенте у своего друга Александра Ширявцева, посетил Самарканд, сопровождая красноармейцев в «туркменском походе». А перед высылкой русской интеллигенции летом 1922 года Есенин познакомился с известной американской танцовщицей Айседорой Дункан и в мае 1922 года уехал с ней на два года из России, жил в Европе и США.
В это время Есенин написал поэму «Страна негодяев», в которой есть герои с подозрительными фамилиями: комиссар — Чекистов, обманутый ленинцами и сочувствующий им товарищ Замарашкин и наемный сыщик Литза-Хун.
Замарашкин: Легче бранись, Чекистов!
От ругательств твоих
Даже у будки краснеют стены.
И с чего это, брат мой,
Ты такой неистов?
Этот вопрос к свирепым «красным дьяволятам» уже давно с ужасом интриговал многих. А вот, будучи в прошлом году — в 2008 в Петербурге в «Доме кино» на 3-дневной конференции по ксенофобии и «русскому фашизму», которую проводили либералы с иностранцами, я услышал от одной выступающей девушки комиссарской национальности по поводу того, что на стройках работают приезжие из Азии, что русские — далее почти полностью объяснение Чекистова.
Замарашкин: Там. За Самарой.
Я слышал.
Люди едят друг друга
Такой выпал нам год!
Скверный год!
Чекистов: А народ ваш сидит, бездельник,
И не хочет себе ж помочь.
Нет бездарней и лицемерней,
Чем ваш русский равнинный мужик!
То ли дело Европа!
Следующий фрагмент этой поэмы мог написать только такой человек бесшабашной смелости, самопожертвования и любви к Родине:
Замарашкин: Слушай Чекистов!
С каких это пор
Ты стал иностранец?
Я знаю, что ты еврей,
И фамилия твоя Лейбман...
Чекистов-Лейбман объясняет:
Приехал сюда не как еврей,
А как обладающий даром
Укрощать дураков и зверей.
Я ругаюсь и буду упорно
Проклинать вас тысячу лет,
Потому что.
Потому что хочу в уборную
А уборных в России нет.
Странный и смешной вы народ!
Жили вы весь век нищими
А строили храмы божии.
Да я б их давным-давно
Перестроил в места отхожие.
Ха-Ха!
Николай Кузьмин в своей книге рассказывает, что когда отрывки этой поэмы Есенин читал в США в присутствии местных евреев, то случился скандал.
А в это время в Москве на 13 съезде партии (23-31 мая 1923 года) прекрасный оратор Бронштейн-Троцкий старался поддерживать боевой фашистский тонус у коммунистов:
Читать дальше