Олег Ивик - Хазары

Тут же, при караван-сарае, когда-то была кузница, но потом на ее месте построили жилой дом. Поскольку новшество это могло быть обидным для духа огня, его умилостивили при помощи жертвы: в котлован кузницы бросили расчлененное тело женщины {294} 294 Плетнева 2000, с. 92. .

Жертвы, приносимые в Саркеле — крепости, сооруженной по прямому приказу кагана {295} 295 Плетнева 2000, с. 86. , — вряд ли были тайными, идущими вразрез с государственными установлениями. Но не исключено, что жертвователями были не сами хазары, а люди, принадлежащие к другим народам, входившим в состав каганата (известно, что гарнизон Саркела состоял из гузов или печенегов {296} 296 Артамонов 2002, с. 317. ). Во всяком случае, языческие традиции в Хазарии процветали во все периоды ее существования. Когда верхушка каганата приняла иудаизм, эта реформа не коснулась простого населения — по крайней мере, населения, принадлежавшего к другим этносам.

Известно, что в иудаизме человеческие жертвоприношения всегда были категорически запрещены (этот запрет стал одним из краеугольных камней новой религии, когда она выделилась из ранее существовавших семитских культов, и редчайшие случаи нарушения этого запрета расценивались как вероотступничество {297} 297 См.: Ивик О. История человеческих жертвоприношений. М., 2010, с. 238 и сл. ). Но у правящей верхушки Хазарии не хватило сил, чтобы вмешиваться (или хватило ума не вмешиваться) в религиозную жизнь своих подданных, предоставляя им совершать любые обряды и приносить любые жертвы по своему усмотрению. В каганате существовала очень высокая веротерпимость, которая в целом сохранялась, несмотря на любые религиозные реформы в верхах. А реформ этих было немало, ведь до того, как принять иудаизм, каган и его приближенные были силою оружия ненадолго обращены в ислам. Но об этом — в следующей главе.

С письменностью в Хазарском каганате дело обстоит так же загадочно, как и со многим другим. Еще в VI или VII веках у тюркских племен Центральной Азии появилось руническое письмо на основе согдийского алфавита {298} 298 Кляшторный 2003, с. 39–40. . Известны обширные надписи, высеченные на стелах в честь тюркского владыки Бильге-Кагана и полководца Кюль-Тегина в поминальных храмах на территории современной Монголии. Прочтены и многие другие центральноазиатские рунические надписи этой эпохи.

Несколько десятков надписей, сделанных тюркским руническим письмом, были найдены и на территории Хазарского каганата. Большая их часть процарапана на каменных блоках крепостей: Маяцкой на Среднем Дону и Хумаринской в горах Центрального Кавказа. Несколько надписей открыто на Нижнем Дону — на костяных обкладках луков из воинских погребений в курганах «с квадратными ровиками» {299} 299 Семенов 1988; Кляшторный, Илюков 1993. . Также с Нижнего Дона происходят относительно длинные надписи на двух глиняных баклажках {300} 300 Артамонов 1954. — походных флягах, распространенных у кочевников. Баклажки эти хранятся в Новочеркасском Музее истории Донского казачества, но обстоятельства их находки неизвестны. Скорее всего они, как и луки, были найдены в хазарских курганах. Руны процарапаны на нескольких византийских солидах, найденных в «курганах с ровиками». {301} 301 Семенов 1988; Безуглов, Науменко 1999, с. 40.

В известном письме киевских евреев, написанном в X веке, в конце документа стоит дописанная другой рукой короткая руническая надпись. Письмо это было адресовано к зарубежным иудейским общинам с просьбой собрать деньги для их единоверца, оказавшегося в стесненных обстоятельствах и угодившего в долговую тюрьму (он был поручителем по долгам своего брата, которого убили и ограбили разбойники). Киевские евреи собрали большую часть необходимых денег, и узник был отпущен на свободу, но ему надлежало внести еще 40 монет (вероятно, золотых), и он отправился в путешествие по миру, заручившись рекомендательным письмом уважаемых членов киевской общины, в котором подтверждалась его горестная история. Почему-то текст письма завизирован внизу рунической надписью — есть предположение, что она была сделана хазарским таможенным чиновником. По мнению исследователей хазарской письменности Н. Голба и О. Прицака, надпись буквально означает: «Я прочел (это)». Впрочем, многие специалисты считают их перевод произвольным {302} 302 Голб, Прицак 2003, с. 21–31, 62–64; критика — Напольских В.В. К чтению так называемой «Хазарской надписи» в Киевском письме, с. 221–225 в том же издании. .