Михаил Щербатов - О повреждении нравов в России

Всякой роскошь приключает удовольствие и некоторое спокойствие, а потому и приемлется всеми с охотою, и по мере приятности своей распространяется. А отсего, от великих, принимая малые, повсюдова он начел являться; вельможи, проживаясь, привязывались более ко двору, яко ко источнику милостей, а нижния к вельможам для той же причины. Исчезла твердость, справедливость, благородство, умеренность, родство, дружба, приятство, привязанность к божию и к гражданскому закону, и любовь к отечеству; а места сии начинали занимать презрение божественных и человеческих должностей, зависть, честолюбие, сребролюбие, пышность, уклонность, раболепность и лесть, чем каждый мнил свое состояние сделать и удовольствовать свои хотении.

Однако между множества людей оставалось еще великое число, которые, не быв толь близко у двора, сохраняли древнюю строгость нравов; и правосудие, естли не по склонности, но по крайней мере по страху казней, исполняемое, еще в довольном равновесии весы свои сохраняло. При таковых обстоятельствах (по кратком правлении принцессы Анны, вместо сына ея, принца Иоанна Брауншвейского, именованного наследником империи умирающей императрицею Анною) принцесса Елисавета, дщерь Петра Великого и императрицы Екатерины, взошла на российский престол.

Умалчивая, каким образом было учинено возведение ее на всероссийский престол гренадерскою ротою Преображенского полку, и многия другия обстоятельства, приступаю к показанию ее умоначертания, яко служещему к показаниям причин развратности нравов. Сия государыня из женского полу в младости своей была отменной красоты, набожна, милосерда, сострадательна и щедра, от. природы одарена довольным разумом, но никакого просвещения не имела, так что меня уверял Дмитрей Васильевич Волков, бывшей конференц-секретарь, что она не знала, что Великобритания есть остров; с природы веселого нрава и жадно ищущая веселей, чувствовала свою красоту и страстна умножать ее разными украшениями; ленива и недокучлива ко всякому требующему некоего прилежания делу, так что за леностию ея не токмо внутренние дела государственныя многия иногда леты без подписания ея лежали, но даже и внешния государственные дела, яко трактаты, по несколько месяцев за леностию ее подписать ее имя у нее лежали; роскошна и любострастна, дающая многую поверенность своим любимцам, но однако такова, что всегда над ними власть монаршу сохраняла.

Хотя она, при шествии своем принять всероссийский престол, пред образом спаса нерукотворенного обещалась, что естли взойдет на родительской ей престол, то во все царствование свое повелением ея никто смертной казни предан не будет; однако, приняв престол, многих из вельмож повелела судить, в чем? в том, что они к царствующим тогда государем были привязаны, и что, не почитая ее наследницею престола, но опасаясь имя ея родителя и рождения ее, давали сходственные с пользою тех государей предосудительные ей советы, и оные были осуждены на смерть, приведены к ешофоту, и хотя свобождении от казни получили, но были в ссылки разосланы. Таков был отличной своим разумом генерал-адмирал граф Остерман, который управлением своим министерских дел многия пользы России приобрел; таков был фелтмаршал граф Миних, многажды победитель над турками и первый из европейских вождей, который укротил гордость сего вражеского христианем народа. Сии и некоторые другия были за усердие их к императрице Анне и принцу Иоанну сосланы в ссылку. Но одни ли они усердны к ним были и верно им служили? Вся Россия четырнадцать лет в том же преступлении была, а окружающие двор, доследуя изволениям императрицы Анны, и весьма малое уважение к принцессе Елисавете имели, следственно и все справедливо должны были опасаться ее мщения, хотя не казни, но ссылки. Сему единый пример приложу. При восшествии на престол, был дежурным генерал-адъютантом граф Петр Семенович Солтыков. Родственник же его Василей Федорович Солтыков, человек злой и глупый, имел сведение о намерениях принцессы Елисаветы. И когда вышеименованный дежурный генерал-адъютант был арестованной приведен пред вновь восшедшую императрицу и пал к ней на колени, тогда родственник сей Василей Федорович Солтыков ему сказал, что вот таперь ты стоишь на коленях перед нею, а вчерась и глядеть бы не хотел, и готов бы всякое ей зло сделать. Поражен такими словами, не мог граф Петр Семенович ничего ответствовать. Но милостивое снисхождение самой государыни, запретившей врать Василыо Федоровичу, его ободрило.