Александр Ушаков - Сталин. По ту сторону добра и зла

Не дав своим оппонентам опомниться, Сталин обвинил их... в правом уклоне в проведении экономической политики внутри СССР, сравнив их позицию с позицией Рыкова и Фрумкина.

Надо ли говорить о той зловещей тишине, которая повисла в зале для заседаний. Ее нарушил сам Микоян, который бросился к трибуне и принялся оправдываться.

— Хватит! — оборвал его Сталин. — Мы хорошо знаем вас, товарищ Микоян, и не пытайтесь ввести ЦК в заблуждение!

За покинувшим с понурым видом трибуну Микояном на нее поднялся Молотов. Как и Микоян, он признал все свои ошибки и заблуждения и заверил ЦК, что был и остается преданным учеником товарища Сталина.

Однако Сталин только пренебрежительно махнул рукой:

— Чепуха! У меня нет никаких учеников! И все мы ученики великого Ленина!

Затем Сталин предложил избрать руководящие органы партии. По его предложению в Президиум и Секретариат ЦК теперь должны были войти 36 человек.

И надо отдать Сталину должное: многие «новые» по своему образованию и теоретической подготовке были на несколько голов выше «старой гвардии». Более того, Сталин добился выдвижения в ЦК экономистов и философов. А в Комиссию по переработке программы партии наряду с ним, Маленковым, Молотовым, Кагановичем и Берией вошли пять молодых людей, среди которых трое были представителями гуманитарных наук.

В подготовленном Сталиным списке остались все старые члены Политбюро, кроме А.А. Андреева. Был там и лично товарищ Леонид Ильич Брежнев, переведенный вождем в Москву из Молдавии.

— С уважаемым нами товарищем Андреевым все ясно, — сказал Сталин. — Он совсем оглох... пусть лечится... Что же касается меня, то я прошу освободить меня от всех занимаемых мною постов.

После столь странного заявления в зале установилась тишина. Ничего не понимавший Маленков взошел на трибуну и призвал всех присутствующих «просить товарища Сталина, нашего вождя и учителя, быть и впредь генеральным секретарем». Его просили, и чуть ли на коленях.

— Нет, — отмахнулся Сталин. — Я уже стар... Изберите себе другого!

Но куда там... Другого никто не хотел, и в конце устроенной участниками верноподданнической вакханалии, устало и как-то обреченно махнув рукой, Сталин сдался.

Снова раздались овации. Сталин без всякого выражения смотрел в беснующийся зал. Да, все течет, все меняется... Когда-то он испытывал несказанное наслаждение от всего этого лившегося на него славословия, но теперь, слушая сотни раз слышанные им здравицы, он не испытывал ничего, кроме давившей на него огромной усталости.

Затем, уже после пленума, случился небольшой казус. Завидев в составленном им же самим списке фамилию первого маршала, Сталин недоуменно и зло спросил:

— А как сюда попал этот английский шпион?

Все смущенно молчали, и только после того как Хрущев робко заметил, что Ворошилова предложил сам Сталин, тот только покачал головой.

А вот судьба Микояна и Молотова была решена. «Сталин, — писал присутствовавший на пленуме К. Симонов, — бил по представлению о том, что Молотов самый твердый, самый несгибаемый последователь Сталина. Бил предательски и целенаправленно, бил, вышибая из строя своих возможных преемников... Он не желал, чтобы Молотов после него, случись что с ним, остался первой фигурой в государстве и партии. И речь его окончательно исключала такую возможность».

Вряд ли можно так уж безоговорочно принимать все сказанное известным русским писателем и общественным деятелем, который, по его же признанию, не всегда сам оказывался на высоте гражданской и человеческой. Да и почему Сталин должен был радоваться тому, что после него на государстве останется Молотов, который никогда не хватал с неба звезд? Он был хороший исполнитель, но вряд ли был способен руководить такой огромной страной самостоятельно.

Конечно, Сталин прекрасно знал цену окружавшим его людям и не раз говорил им, что без него они пропадут. Но на кого ему было обижаться, кроме самого себя? Он пожинал посеянные плоды. Точно так же не на кого было обижаться и в очередной раз получившему звонкую оплеуху Молотову. Разве он сам не клеймил позором предателей партии Каменева, Зиновьева и Бухарина, прекрасно зная, что никакую партию они не предавали и не были агентами гестапо.

Он играл в опасные игры, и брошенный им самим бумеранг, в конце концов, вернулся к нему. И если вспомнить, на скольких расстрельных списках стояли подписи Молотова, Ворошилова и Микояна, то вряд ли можно испытывать к ним хоть какую-то жалость. Вот уж воистину, за что боролись, на то и напоролись! И что бы там ни говорили об их падении, они очень легко отделались, и все отошли в мир иной в своих постелях...