Александр Ушаков - Сталин. По ту сторону добра и зла

И тем не менее берлинский кризис ясно показал: несмотря на жаркие дебаты и завуалированные угрозы, никто так и не решился первым начать крупномасштабный военный конфликт. Как это ни печально для Сталина, но после войны ему пришлось конфликтовать не только с Западом. Не успел он отойти от берлинского кризиса, как грянул другой кризис — югославский. И причины для него были...

Именно Тито еще во время войны, в отличие от других лидеров восточноевропейских стран, проявлял известное вольнодумство и умел настаивать на своем. И уж, конечно, ему совсем не хотелось безоговорочно подчиняться Сталину, который весьма неосторожно приравнял Югославию к какой-нибудь Курской области. Это там, в райкомах и парткомах, сидели боявшиеся его как огня «товарищи по партии», которыми он мог помыкать как ему заблагорассудится. Но в Белграде сидел не только уважающий себя человек, но и лидер страны, которая сама сделала очень многое для изгнания со своей земли фашистов и собиралась строить свою собственную политику. И если Тито и видел в Сталине старшего брата, то такого, который не учил бы его как жить и с которого было бы достаточно только родства. И кто знает, возможно, Сталин, в конце концов, и оставил Тито в покое. Если бы не одно «но». Создав восточноевропейский лагерь, Сталин считал себя ответственным за проводимую в каждой из его стран политику. Ну а поскольку эта политика то и дело выходила за начертанные им границы, ему приходилось подправлять ее. А если называть вещи своими именами, то заставлять делать так, как считал нужным он. По той простой причине, что он очень боялся того, что неосторожное поведение его сателлитов может спровоцировать Запад на очередной военный конфликт.

Ему уже стоило огромного труда отговорить Болгарию от притязания на греческую территорию. Ему было совсем не жаль этой самой территории, и он с удовольствием прихватил бы ее. Но... в глазах всего мира Болгария являлась союзницей побежденной в войне фашистской Германии со всеми вытекающими отсюда последствиями. Вместе с теми же югославами он отстаивал их требования на Юлийскую Крайну, но в то же время всячески уговаривал их от каких бы то ни было посягательств на Триест.

После войны он уже не мог так откровенно опираться на свои победоносные армии, ему противостояли мощные западные страны во главе с Соединенными Штатами, которые к тому же обладали ядерным оружием. Да живи Трумэн в Париже, он вряд ли бы сбросил в центре Европы атомную бомбу. Но, увы, он жил за 10 тысяч миль от французской столицы и мог себе позволить все, что угодно.

Ну и, конечно же, сказывалось то, что после разгрома последнего уклона Сталин отвык от какого бы то ни было неповиновения, и любое желание действовать без его одобрения вызывало у него приступ ярости. И когда Тито, несмотря на все его просьбы-приказы не спешить с подписанием мирного договора с Болгарией, не только подписал с Димитровым договор о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи, но и объявил его «бессрочным», он крайне озлобил Сталина.

Преждевременное заключение такого договора не только противоречило международным требованиям к воевавшей на стороне Германии Болгарии и не могло не рассматриваться мировой общественностью первым шагом на пути к объединению двух государств. И еще в 1945 году западные страны весьма болезненно восприняли саму идею образования болгаро-югославской федерации.

12 августа 1947 года Сталин отправил Тито письмо, в котором сообщал ему, что «своей торопливостью оба правительства облегчили дело реакционных англо-американских элементов, дав лишний повод усилить военную интервенцию в греческие и турецкие дела против Югославии и Болгарии».

После этого послания и признания договора между Югославией и Болгарией «агрессивным балканским или славянским блоком» на Западе Тито и Димитров «исправились». Правда, весьма своеобразно, ограничив «бессрочное» поначалу соглашение двадцатью годами. Что не помешало Западу и его расценить как «серьезную угрозу Греции».

Положение осложнилось еще и тем, что Тито стал прорабатывать планы присоединения Албании, и сделать это он собирался в интересах албанцев, которые жили как в самой Албании, так и в Косово-Метохии и других районах Югославии. Так Тито собирался заложить вместе с Болгарией основу «будущей балканской федерации», ядром которой должна была стать Югославия.

Выступившего против председателя Госплана Албании Нако Спиру, которого Тито назвал «агентом империализма», вызвали на заседание политбюро албанской компартии, но он до него не дошел. Предпочел застрелиться. Правда, перед тем как пустить себе пулю в лоб, Спиру написал в советское посольство: «После тяжелых обвинений югославского руководства в мой адрес я вынужден покончить с собой».