Опасаясь слежки царской охранки и проникновения в их ряды провокаторов, революционеры были вынуждены пойти на организационное перестроение партии и создание изолированных друг от друга «десяток» и «сотен», ввели пароли, клички и конспиративные квартиры. И надо ли говорить, что Сосо превратился в Кобу, и именно под этим псевдонимом стал известен в партийной среде. Так будут его называть особо приближенные к нему люди и много позже, да и сам он вплоть до 1930-х годов будет подписываться «К. Сталин»...
Первый номер центрального органа партии «Искры» вышел 11 декабря 1900 года, и спустя несколько недель газета была доставлена в Закавказье. Коба был в восторге. Все свое будущее он связывал с Лениным, в котором давно уже видел именно такого человека, какого он и хотел видеть во главе российских марксистов: убежденного в своей правоте, твердого и решительного. И он принял как должное призыв будущего вождя мирового пролетариата готовить по примеру других городов России празднование 1 мая.
Между тем тифлисские жандармы не дремали и решили нанести удар первыми. Уже в марте были арестованы несколько человек, но Кобу взять не удалось. Он вовремя заметил жандармов и вернулся домой только после того, как они ушли.
Однако и тут не все ясно, так как, согласно рапорту ротмистра Тифлисского ГЖУ (Главное жандармское управление. — Прим. ред.) А. Цысса, Джугашвили задержали на пути в Муштаид. Во время обыска у него нашли книгу «Рабочее движение на Западе», на которой отсутствовала отметка о цензуре, в связи с чем было решено допросить Сосо о степени политической благонадежности лиц, которые входили в социал-демократический кружок интеллигентов в городе Тифлисе.
Но... ничего из этого не получилось, так как уже очень скоро выяснилось, что найденная при обыске книга издана в Петербурге на законных основаниях и не имела на титуле указания о прохождении цензуры по не зависящим от Джугашвили причинам. И ротмистру Руничу не осталось ничего другого, как только отказаться от выдвинутого против него обвинения или же просить Министерство внутренних дел разрешить продолжение его дела в административном порядке. Что решили жандармские начальники неизвестно, но Сосо во избежание всяческих провокаций перешел на нелегальное положение. Так началась его долгая и полная опасностей и лишений жизнь профессионального революционера...
Несмотря на постоянную опасность ареста и активную деятельность жандармской агентуры, Коба не только продолжил занятия в рабочих кружках, но и принял самое активное участие в подготовке первомайской демонстрации. И для этой активности у него были все основания.
Да, его уже знали многие видные революционеры, включая и эмиссара Ленина Курнатовского, и третьи роли совсем не устраивали честолюбивого Кобу. Конечно, ему очень хотелось привлечь внимание вождя. Вряд ли даже при всем своем самомнении он тогда мечтал о том, чтобы занять место рядом с ним, но выдвинуться, несомненно, хотел.
Что бы там ни говорили, но Закавказье оставалось окраиной, а Коба нисколько не сомневался в том, что главные революционные события развернутся в центре. Ну а раз так, то ему необходимо сделать все возможное и невозможное, чтобы как можно ближе быть к этому самому центру...
Полиции стало известно о демонстрации, и уже с середины апреля город постоянно патрулировали казаки и войска. Стоило только собраться троим горожанам, как им предлагали немедленно разойтись. И все же тифлисские социал-демократы решились на демонстрацию, и рабочие с красным знаменем двинулись от железнодорожных мастерских к центру. Не успели они пройти и несколько сотен метров, как из переулков и подворотен на них набросились городовые и солдаты. Завязалась схватка, и уже очень скоро все было кончено. Демонстрантов разогнали, а самых активных арестовали. Революционеры не успокоились, и в городе появились листовки, которые впервые призывали к освобождению от тирании и прославляли свободу.
Снова начались аресты, и Коба поспешил уехать в Гори. В Тифлис он вернулся в конце мая и сразу же приступил к восстановлению разгромленной типографии. Продолжил он занятия и в рабочих кружках. В эти дни он особенно близко сошелся со своим земляком Симоном Аршаковичем Тер-Петросяном, который очень скоро станет знаменитым Камо. Трудно сказать, думал ли уже тогда Тер-Петросян о терактах и экспроприациях, но к поступлению в высшее военное учебное заведение готовился. Интересно и то, что именоваться Камо он стал с подачи Сталина, который прозвал его так за то, что будущий террорист не мог выговорить по-русски «кому» и все время произносил «камо».
Читать дальше