Роберт Стивенсон - Похищенный, или приключения Дэвида Бэлфура Катриона

- Вот это удача! - сказал Алан. - Не напрасно я приехал в Дюнкерк. Стало быть, в этом заключалось ваше дело, да? Надеюсь, мы все поделим поровну?

- Да, сэр, в этом и заключалось дело, - подтвердил Джемс.

- Так, так, - сказал Алан и продолжал все с тем же детским любопытством: - Стало быть, оно не имеет отношения к "Морскому коню"?

- К чему? - переспросил Джемс.

- И к тому малому, которого я только что угостил пинком возле мельницы? - продолжал Алан. - Ну нет, приятель! Я вывел тебя на чистую воду. Письмо Пэллисера у меня в кармане. Ты пойман с поличным, Джемс Мор. Ты никогда больше не сможешь смотреть в глаза честным людям!

Джемс был ошеломлен. Секунду он постоял неподвижно, весь бледный, потом затрясся от ярости.

- Это ты мне говоришь, выродок? - заорал он.

- Грязная свинья! - воскликнул Алан и нанес ему такой сильный удар в лицо, что хрустнула челюсть, и еще через мгновение их клинки скрестились.

Когда лязгнула сталь, я невольно попятился прочь от дерущихся. Но тут я увидел, что Джемс едва отразил выпад, который грозил ему верной смертью; в голове у меня застучала мысль, что он ведь отец Катрионы и, можно сказать, почти мой отец, и я со шпагой в руке бросился их разнимать.

- Прочь, Дэви! Ты что, рехнулся? Прочь, черт бы тебя побрал! - взревел Алан. - Иначе кровь твоя падет на твою же голову!

Дважды я отводил их клинки. Меня отшвырнули к стене, но я снова бросился между ними. Они не обращали на меня внимания и кидались друг на друга, как звери. Уж не знаю, как меня не проткнули насквозь или сам я не проткнул одного из этих рыцарей, - все это было будто во сне; но вдруг я услышал отчаянный крик на лестнице, и Катриона заслонила собой отца. В тот же миг острие моей шпаги погрузилось во что-то мягкое. Я выдернул шпагу - кончик у нее был красный. Я увидел, что по платку девушки течет кровь, и мне стало дурно.

- Неужели вы хотите убить его у меня на глазах? Ведь он все-таки мне отец! - кричала она.

- Ладно, моя дорогая, с него хватит, - сказал Алан, отошел и сел на стол, скрестив руки, но не выпуская обнаженной шпаги.

Некоторое время она стояла, заслоняя отца, глядя на нас широко раскрытыми глазами и часто дыша; потом резко обернулась к отцу.

- Уходи! - сказала она. - Я не хочу видеть твой позор! Оставь меня с честными людьми. Я дочь Эпина! Ты опозорил сынов Эпина. Уходи!

Это было сказано с такой страстью, что я очнулся от ужаса, в который поверг меня вид окровавленной шпаги. Они стояли лицом к лицу; по платку Катрионы расползлось красное пятно. Джемс Мор был бледен, как смерть. Я хорошо знал его и понимал, какой это для него удар; однако же он сделал вид, будто ему на все наплевать.

- Что ж, - сказал он, вкладывая шпагу в ножны, но со злобой косясь на Алана, - если драка кончена, я только захвачу свой сундучок...

- Никто отсюда ничего не вынесет, - заявил Алан.

- Но позвольте, сэр! - воскликнул Джемс.

- Джемс Мор, - сказал Алан, - лишь по случаю того, что ваша дочь выходит замуж за моего друга Дэви, я позволяю вам убраться отсюда подобру-поздорову. Но послушайте моего совета, поскорей уносите ноги от греха, не то будет поздно. Предупреждаю вас, терпение мое может лопнуть.

- Черт возьми, сэр, ведь там мои деньги! - сказал Джемс.

- Сочувствую вам от души, - сказал Алан, скорчив забавную гримасу. Но теперь, видите ли, эти деньги мои. - И он продолжал уже серьезно: Мой вам совет, Джемс Мор, скорее покиньте этот дом.

Мгновение Джемс как будто колебался; но, видимо, он довольно испытал на себе, как великолепно Алан владеет шпагой, потому что неожиданно снял шляпу (при этом лицо у него было как у приговоренного к смертной казни) и распрощался с каждым по очереди. Затем он ушел.

В тот же миг я словно очнулся.

- Катриона! - воскликнул я. - Это я... это моя шпага... ах, я тебя сильно ранил?

- Ничего, Дэви, я люблю тебя и за эту боль. Ведь ты защищал моего отца, хоть он и дурной человек. Смотри! - И она показала мне кровоточащую царапину. - Смотри, благодаря тебе я стала мужчиной. У меня теперь рана, как у старого солдата.

Я был вне себя от радости, увидев, что она ранена так легко, и восхищался ее храбрым сердцем. Я обнял Катриону и поцеловал ранку.

- А меня неужто никто не поцелует? Я ведь еще отродясь не упустил случая, - сказал Алан. И, отстранив меня, он взял Катриону за плечи. Дорогая, - сказал он, - ты настоящая дочь Эпина. Все знают, что он был достойный человек, и он мог бы гордиться тобой. Если бы я когда-нибудь надумал жениться, то искал бы себе вот такую подругу, достойную стать матерью моих сыновей. А я, говоря без ложной скромности, принадлежу к королевскому роду.