Я спросил Кулябко, что он предполагает делать, если обнаружить и арестовать террористку не удастся. На это он ответил, что вблизи Государя и Министров он будет все время держать своего агента-осведомителя, знающего террористку в лицо. По данному этим агентом указанию она будет немедленно схвачена.
До крайности встревоженный всем слышанным, я поехал в городской театр, где заканчивались работы к предстоявшему в тот же вечер парадному спектаклю, и в Печерск на ипподром. Поднимаясь по Институтской улиц я увидел шедшего мне навстречу П. А. Столыпина. Несмотря на сделанное ему Генерал-Губернатором предостережение, он вышел около 11 часов утра из дома Начальника Края, в котором жил. Я повернул в ближайшую улицу, незаметно вышел из экипажа и пошел за министром по противоположному тротуару, но П. А. скоро скрылся в подъезд Государственного Банка, где жил Министр Финансов Коковцев.
В пятом часу дня начался съезд приглашенных на ипподром. На кругу перед трибунами выстроились в шахматном порядке учащееся школ Киевского Учебного Округа. Яркое солнце освещало их рубашки, белея на темном фоне деревьев. Незадолго до 5 часов прибыл Председатель Совета Министров, и я встретил его на условленном месте. Выйдя из автомобиля, П. А. Столыпин стал подниматься по лестнице, но встретившие его знакомые задерживали его и я видел обеспокоенное лицо Кулябки, который делал мне знаки скорее проходить. Мы шли мимо лож занятых дамами. П А. остановился у одной из них, в которой сидела вдова умершего сановника. Здороваясь с ним и смотря на его обвешанный орденами сюртук, она промолвила:
"Петр Аркадьевич, что это за крест у вас на груди, точно могильный?" Известная своим злым языком, дама незадолго до того утверждала, что дни Столыпина на посту Председателя Министров сочтены и она хотела его уколоть, но эти слова, которым я невольно придал другой смысл, больно ударили меня по нервам. Сидевшие в ложе другие дамы испуганно переглянулись, но Столыпин совершенно спокойно ответил:
"этот крест, почти могильный, я получил за труды Саратовского Местного Управления Красного Креста, во главе которого я стоял во время Японской войны".
Затем Министр сделал несколько шагов вперед, и я просил его войти в ложу, предназначенную, как я уже сказал, Совету Министров и Свите. Министр войти в ложу не пожелал и на мой вопрос почему, возразил:
"без приглашения Министра Двора я сюда войти не могу". С этими словами П. А. Столыпин стал спускаться с трибуны по лестнице, направляясь на площадку перед трибунами, занятой приглашенной публикой. У окружавшего площадку барьера, с правой стороны, Министр остановился. Через несколько минут я увидел, что сидевшие кругом, в разных местах, лица в штатских костюмах поднялись со своих сидений и незаметно стали полукругом, на расстоянии около 20 шагов от нас, по ту и другую сторону барьера. П. А. Столыпин имел вид крайне утомленный.
"Скажите, начал П. А. свою беседу со мной; кому принадлежит распоряжение о воспрещении учащимся-евреям участвовать 30-го августа, наравне с другими, в шпалерах во время шествия Государя с крестным ходом к месту открытия памятника?" Я ответил, что это распоряжение было сделано Попечителем Киевского Учебного Округа Зиловым, который мотивировал его тем, что процессия имела церковный характер Он исключил поэтому всех не христиан, т. е. евреев и магометан. Министр спросил: "отчего же вы не доложили об этом мне, или Начальнику Края?"
Я ответил, что в Киеве находился Министр Народного Просвещения, от которого зависало отменить распоряжение попечителя округа. П. А. Столыпин возразил: "Министр Народного Просвещения тоже ничего не знал. Произошло то, что Государь узнал о случившемся раньше меня. Его Величество, крайне этим недоволен и повелел мне примерно взыскать с виновного. Подобные распоряжения, которые будут приняты как обида, нанесенная еврейской части населения, нелепы и вредны. Они вызывают в детях национальную рознь и раздражение, что недопустимо и их последствия ложатся на голову Монарха".
В конце сентября попечитель Киевского Учебного Округа, Тайный Советник Зилов, был уволен от службы.
Во время этих слов я услышал, как возле меня что-то щелкнуло, я повернул голову и увидел фотографа, сделавшего снимок со Столыпина. Возле фотографического аппарата стоял человек в штатском сюртуке с резкими чертами лица, смотревший в упор на Министра. Я подумал сначала, что это помощник фотографа, но сам фотограф с аппаратом ушел, а он продолжал стоять на том же месте. Заметив находившаяся рядом Кулябко, я понял, что этот человек был агентом охранного отделения, и с этого момента он уже не возбуждал во мне беспокойства.
Читать дальше