Ирина Стрелкова: Похищение из провинциального музея

Фомин пожал плечами.

- Бывает...

- А я убежден, что за этим скрыта какая-то тайна. - У Киселева отчаянно заблестели глаза. - Моделью художнику послужила девушка со странным характером. В тех старых газетах я вычитал, что некий критик - тогда он был корифей, а теперь его имя ничего не значит, - так вот этот критик на выставке застыл перед "Девушкой в турецкой шали" и изрек, что именно такой ему представлялась Настасья Филипповна... героиня романа Достоевского "Идиот".

Насчет Достоевского Володя добавил после некоторой паузы, как бы усомнившись, знает ли Фомин, кто такая Настасья Филипповна. Фомин сомнение заметил и обиделся.

- Как-нибудь без тебя знаем Достоевского.

- Вот и отлично! - не моргнув, продолжал Володя. - Сможешь себе представить нынешнюю ситуацию. Полгода назад заявилась в наши палестины... кто бы ты думал? Сама Элла Гребешкова, звезда экрана.

- Гребешкова? - Фомин поднял брови. - А ты не путаешь? Разве она тут была?

- Представь себе, была. Но не на гастролях. Она получила роль Настасьи Филипповны в многосерийном фильме, и режиссер потребовал: немедленно командируйся в Путятин, найди зал Пушкова, сядь перед "Девушкой в турецкой шали" и сиди до тех пор, пока полностью не постигнешь натуру Настасьи Филипповны... Чуешь, как дело повернулось?

- И что, Гребешкова так и сидела перед портретом? - заинтересовался Фомин.

- Сидела! Иной раз по часу. А потом бежала в наш универмаг. Оказывается, в провинции можно достать кое-какие дефицитные шмутки. В общем, она с пользой провела тут целую неделю. А мы с Ольгой Порфирьевной сделали соответствующие выводы.

- Какие же? - На Фомина раздражающе действовала эта манера умничать по любому поводу.

- "Э-э-э, - сказали мы с Ольгой Порфирьевной, - и Киселев еще разок тонко проблеял "э-э-э", - киношники не зря заинтересовались Пушковым. У киношников особый нюх на новые имена".

- Почему новые? - Фомин чувствовал, что терпение его уже на пределе. - Ты же сам говорил: до революции.

- Видишь ли, Коля, в известном смысле Пушков сейчас новое имя. - Бывший одноклассник заговорил с особенной, взлелеянной вескостью. - В общем-то, довольно типичная история, распространенный вариант посмертной славы. Не так давно подобный случай произошел с одним молодым драматургом. Он погиб в автомобильной катастрофе и сразу же оказалось, что он оставил человечеству семь гениальных пьес. Но ведь не за месяц же до гибели он их - все семь! написал. Наверное, лет десять трудился, носил свои пьесы в театры и получал всюду отказ. Почему же при жизни не признавали, а после смерти куча восторгов? Не потому ли, что кто-то умело устранял талантливого конкурента? Пока он был жив! Ну, а покойник уже никому не мешает. Я готов спорить, что именно те корифеи, кто авторитетно браковал одну за другой все семь пьес, сейчас громче всех кричат о даровании безвременно ушедшего писателя.

- Ну, ты даешь! - Фомин усмехнулся. - Слушая тебя, можно подумать, что ты свой человек в театре. А ты сколько раз там был за всю свою жизнь?

Володя вскочил с кресла и снова сел.

- Допустим, меньше десяти раз. Но что это доказывает? Я мог разгадать механику этого преступления проверенным дедуктивным методом - ищи того, кому это выгодно.

- Ладно, ладно, - благодушно заметил Фомин. Он понял, что на этот раз взял верх над Киселевым. - Давай дальше про Пушкова. Только не размазывай. Мне ведь надо опросить и других работников музея.

- Я буду предельно краток. Когда Пушков привез в Путятин свои полотна, веришь ли, их не хотели брать. И помещения, мол, нет. И негде взять средства, чтобы содержать картинную галерею такого частного характера. Тогда Ольга Порфирьевна - ей на том свете зачтется! - взяла всю ответственность на себя, хотя наш музей всего лишь краеведческий. Пушков оставил ей все свои картины и вернулся в Москву, а через полгода умер от кровоизлияния в мозг. В газетах даже некролога приличного не дали, только фамилию в черной рамочке. Но вот проходит несколько лет, и Пушковым начинают интересоваться. Словно он сам, при жизни, был этому помехой. Там статья промелькнет, тут репродукция. За этими первыми камешками - лавина. Нашего Пушкова ставят рядом с Рерихом. И ведь не зря! Он на самом деле рядом. За рубежом тоже начинают шевелиться. На аукционах всплывают полотна, увезенные когда-то из России, и цена на Пушкова так и скачет вверх. Возьми это обстоятельство себе на заметку и запроси по своей линии, сколько долларов могла бы стоить сейчас "Девушка в турецкой шали".