Откровенность корреспондентов в переписке, особенно когда письма переправлялись «с оказией» («надеюсь написать Вашему Высочеству кой-что любопытного в первый раз, когда удастся писать не по почте», — писал Головнин в одном из писем 1856 г. {111} 111 А.В. Головнин — вел. кн. Константину Николаевичу. 9 (21) сентября 1856 г. // РГАВМФ. Ф. 224. Он. 1. Д. 331. Л. 43 об.
), имела следствием неполноту сохранившегося эпистолярного наследия двух сановников. Осторожность Головнина, возможно, была причиной несопоставимо малого количества писем генерал-адмирала, отложившихся в архивах. Некоторые письма адресаты по прочтении уничтожали. Так, Головнин писал Константину Николаевичу в Варшаву, что сильно взволновался, узнав, что адресат не уничтожает его письма. Он предупреждал великого князя о том, что при неблагоприятных обстоятельствах («когда Вам придется поспешно оставить Варшаву») они могут стать достоянием гласности. «Могу ли я после этого писать Вам о разговорах с Государем, — вопрошал он своего корреспондента, — о том, что происходит в Совете министров и т. п. Есть ли кто другой, кто пишет Вам это и кто пишет так часто и откровенно, как я? Посему, если Вашему Высочеству угодно, чтоб я продолжал так же писать, необходимо: иличтоб Вы собственноручным письмом обещали мне жечь мои письма, никомуне показывая их; или, если хотите сохранить для справок, чтоб возвращали мне с карандашной отметкой, а я по накоплении их передам в Мраморный] дворец в запечатанном картоне» {112} 112 А.В. Головнин — вел. кн. Константину Николаевичу. 28 августа 1862 г. // Там же. Д. 336. Л. 17.
.
Много позже, после своей отставки, генерал-адмирал пенял Головнину за то, что он все по тем же соображениям безопасности вырезает из его писем целые куски: «Я очень сожалею, что Ты из моих писем сделал вырезки и сжег их». Поскольку же Головнину приходилось играть роль своеобразного PR-агента великого князя в Петербурге и частенько зачитывать отрывки из великокняжеских писем в беседах с разными сановниками, он просил патрона сортировать письма на те, которые можно показывать другим, и на те, которые он «должен уничтожить или хранить про себя». Этот труд великий князь, не склонный обременять себя мелочной работой, перекладывал на своего бывшего секретаря: «Ты сам потрудись взять на себя роль цензора, и изволь красным карандашом отмечать, что Ты найдешь нецензурного, и этого другим не читай» {113} 113 Вел. кн. Константин Николаевич — А.В. Головнину. 19 июля 1881 г. // ГАРФ. Ф. 722. Оп. 1. Д. 1118. Л. 14об.-15об.
.
Для лиц, сколь-нибудь сведущих в отношениях в высших сферах, была очевидна роль серого кардинала, которую исполнял Головнин при генерал-адмирале. Известный знаток придворных нравов и разоблачитель политической кухни князь П.В. Долгоруков писал об Александре Васильевиче: «Тонкий и хитрый, он скрывает при дворе свою тонкость под маской благодушия и полнейшей простоты; глубокий знаток человеческого сердца, никто, как он, не знает, к каким сердечным струнам следует обращаться, какие пружины надо нажать; он поразительно умеет влиять на людей, руководить ими, направлять их» {114} 114 Долгоруков П.В. Петербургские очерки. М., 1934. С. 383–384. ГАРФ. Ф. 728. Оп. 1. Д. 2903. Л. 11 об.
. Близость Головнина с великим князем и его влияние на него вызывали у многих раздражение. «Хитрым честолюбцем» называл его М.А. Корф {115} 115 Там же. Л. 203.
. П.А. Валуев, дополняя корфовскую характеристику, называл Головнина «неугомонным и энциклопедическим Serigneur'ом великого князя» [3] Serigneur (фр., устар.) — тот, кто обучает птицу пению.
. Особую неприязнь к Головнину питали те лица, которые видели в нем соперника в борьбе за влияние на Константина Николаевича. Так, для морских офицеров он был бюрократом, который разрывал живую связь между генерал-адмиралом и его флотом и считал моряков «за рабов, обреченных на повиновение придуманному им порядку вещей». «Мы, военный дом великого князя, — сетовал в своих воспоминаниях адмирал И.А. Шестаков, — …занимали положение илотов в устроенной Александром Васильевичем афинской правительственной комбинации» {116} 116 Шестаков И.А. Полвека обыкновенной жизни // ОР РНБ. Ф. 856. Ед. хр. 2. С. 363–364.
.
Для Головнина главными орудиями воздействия на великого князя были предоставление ему политической информации и поддержка его честолюбивых амбиций. Отличаясь высокой деловитостью, способностью прочитывать большой объем материалов, прекрасной памятью, высокой плодовитостью в создании разнообразных текстов, Головнин заваливал Константина Николаевича материалами, которые должны были направлять его действия в том направлении, которое казалось Головнину наиболее оптимальным.
Читать дальше