Коллектив авторов - Александр II. Трагедия реформатора - люди в судьбах реформ, реформы в судьбах людей - сборник статей

По данным Левада-центра за 2008 г. (вопрос звучал так: «Назовите самых выдающихся людей всех времен и народов»), Александр II даже не вошел в число первых 25. Его опередили не только Ленин, Сталин и Путин, но даже Брежнев, Есенин и, что совершенно за гранью моего разумения, Гитлер (см.: http://www.levada.ru/ press/2008090104.html). В том же году подобное исследование, но касательно деятелей только российской истории, проводил Фонд общественного мнения (ФОМ). Вот результат: Александр II оказался в аккурат на 25 месте («иностранцы» Наполеон, Эйнштейн и Гитлер, опередившие царя-освободителя в левадовском списке, здесь сошли с дистанции) (http://bd.fom.ru/rcport/map/istd2).

Мне кажется, что такое отношение к Александру II связано с тем, что на протяжении длительного времени по разным причинам так называемая историческая политика (т. е. политика построения исторической памяти) не нуждалась в его образе. Как показали в своем докладе Н.Н. Родигипа и М.А. Коркина, уже во времена Николая II фигура Александра II была практически выведена за скобки официальной идеологии, поскольку власть раздражал любой намек на реформы и тем более на либерализацию общества. Советская школа, воспитавшая основную часть нынешнего населения России, стояла на том, что Александр провел реформы вынужденно, под давлением революционной ситуации (см. доклад В.В. Ведерникова), а кроме того, освободил крестьян почти без земли. Вообще же советская идеологическая схема строилась в том числе и на отрицании идей либерализма, насмешливо-высокомерном отношении к либеральной идее и ее носителям (достаточно вспомнить ходульно-карикатурные фигуры кадетов — членов Временного правительства из фильмов об Октябрьской революции).

Короткий период перестройки и ранних 1990-х гг. не успел сформировать устойчивого представления о русском XIX в., так как историческая политика этого времени была нацелена прежде всего на отрицание советской истории. Хорошо об этом сказал в одном из выступлений член правления общества «Мемориал» Александр Даниэль: главный пафос либеральных политиков начала 1990-х состоял в том, чтобы как можно скорее забыть о советском прошлом и «не поворачиваясь идти вперед к товарищу Столыпину или к Петру I». Знаменательно, что вакантное в российской исторической памяти место реформатора занял с тех пор (и занимает по сей день) отнюдь не Александр II или, скажем, Сергей Витте, а олицетворение концепции консервативного реформаторства Петр Столыпин (образ, идеализированный в произведениях А. Солженицына и поныне крайне востребованный).

Наконец, за последние 20 лет в России сконструирована новая официальная историческая память. В историческом прошлом России подчеркиваются имперская и антизападная компонента, роль православия как цементирующего нацию института, чуждость и вредность либеральной мысли и соответствующих институтов. Как может такого рода историческая память соотноситься с памятью о реформах Александра II, таких, например, как создание земского самоуправления и суда присяжных или введение выборности университетского правления? Великие реформы вели к демократизации общественного сознания, они создали целый класс свободно и критически мыслящих людей. Как это может сочетаться с нынешним внедрением в умы представления о либеральных институтах как о «говорильне», а об оппозиции как о заведомо ущербных неудачниках, занятых исключительно самопиаром?

Приходится признать, что, поскольку время Великих реформ не соответствует магистральному направлению нынешней исторической политики, оно не привлекает внимания и как материал ни для произведений искусства, ни для медиа. Ни о царе-освободителе, ни о его времени не снимаются фильмы, которые могли бы сильно повысить его «рейтинг», не пишутся популярные книги (посмотрите, какое разнообразие книг о Сталине или об адмирале Колчаке на полках книжных магазинов!). Нет заказа на то, чтобы Александр II стал медиаперсоной, а раз так, нет инструментов, которые могли бы способствовать внедрению его образа в общественное сознание.

Наконец, приходится с сожалением отметить и некоторую дегуманизицию современного российского общества, и значительную утрату россиянами традиции семейной и местной памяти. Мне кажется, именно поэтому людей так мало волнуют не только освобожденные 150 лет назад крестьяне, но и загубленное Сталиным 80 лет назад население. Незнание, помноженное на равнодушие, — вот та почва, в которую можно внедрить любую конструкцию исторической памяти, из каких бы ложных посылов она ни исходила. Живя в Финляндии, я неоднократно отмечала, сколь отчетливо помнят потомки финских красных и белых периода Гражданской войны своих дедов и прадедов, их судьбу и их позицию в страшном конфликте, расколовшем страну. Совсем по-другому это выглядит в России. Приведу в качестве примера поразивший меня совсем недавно факт. Режиссер Андрей Смирнов снимал фильм «Жила-была одна баба», посвященный Тамбовскому восстанию, в Тамбовской области. Он спрашивал местных жителей (внуков восставших!) о тех событиях. Они не знали почти ничего! Единственный факт, известный этим людям, это расстрел местного председателя сельсовета «контрреволюционерами-антоновцами». Всё! И это — через 90 лет после событий. Можно ли удивляться тому, что память об Александре II так слабо теплится в душах и умах праправнуков освобожденных им крестьян!