Дмитрий Суворов - Все против всех

Но маргиналы - это не обязательно люмпены! Можно стать маргиналом, что называется, и не потерять лица.

Возьмите поэму Н.Некрасова "Кому на Руси жить хорошо?" Да всем плохо! И все потому, что все без исключения герои поэмы - и помещики, и священники, и крестьяне, и холуи - все, что называется, в подвешенном состоянии: прошлое (плохое, но определенное!) ушло, новое пока зыбко, и не знаешь, как себя вести... Знакомое ныне состояние, не правда ли?

А чеховский "Вишневый сад"? Присмотритесь внимательней: там же все маргиналы.

Помещики, теряющие поместье; прислуга, оказывающаяся не у дел; лакей, для которого отмена крепостного права стала личной катастрофой... А уж про Петю Трофимова, недоучившегося студента, и говорить не приходится - чистой воды маргинал с характерными революционно-анархическими настроениями.

Сохранился интересный факт: вспоминая образ Пети Трофимова в тобольской ссылке, императрица Александра Федоровна заметила: "Ну, сейчас такие все в Питере комиссарами". Проницательный человек была последняя русская императрица...

К слову сказать: недоучившимся (по сути) студентом был у нас Владимир Ильич, а семинаристом - Иосиф Виссарионович. Такие вот дела...

Наконец, маргинальность может быть и чисто психологическим феноменом без потери человеком социальной определенности. Вспомните хотя бы горьковского Егора Булычева. Ведь купец до мозга костей, до боли узнаваемый (сколько таких "булычевых" описал, к примеру, А.Островский!). Так нет же - тесно ему в купеческом обличье, и "выламывается" он из своего класса (подлинные слова Горького). Выламывается с треском, бунтует, что называется, шикарно, замахиваясь не только на близких, но и на Господа Бога и сатану, вместе взятых. Вот это по-русски - прямо как у Достоевского: "Широк русский человек - так широк, что сузить бы не мешало!" И при этом не приносит ему бунт внутреннего покоя - наоборот, жуткая обреченность в его последних словах: "Эх, Шура, Шура..." А Шура, дочь? Уж так ей невмоготу в обличье купеческой дочки, что мечтает она стать... "кокоткою", а затем находит более практическое приложение своим мечтаньям - уходит в революцию. (Сходный мотив есть у Горького и в "Деле Артамоновых".)

Вы скажете: мало ли что Горький напридумывал! В том-то и ужас, что все это писано с натуры! Вспомните судьбу легендарного заводчика Саввы Морозова: своих рабочих в кулаке держал, а финансировал собственного могильщика - большевиков (и одновременно - художников Серебряного века!). И когда окончательно понял, что, мягко говоря, заблудился - пустил себе пулю в лоб. Такой судьбы ни одна литературная фантазия не придумает. А ведь Савва Морозов был далеко не одинок:

вспомните уральских магнатов Бугрова (Екатеринбург) и Мешкова (Пермь) те хоть и не застрелились, а все же меценатствовали будущим экспроприаторам...

В общем, к 1917 году этот слой стал угрожающе многочислен и многолик. Причем он как бы вроде и не на виду был - оттого его и не заметили: формально (за исключением откровенных люмпенов) каждого конкретного маргинала можно при желании счесть членом какой-нибудь определенной социальной группы. И так чаще всего и делается. А выводы о состоянии общества будут ложными. И вот почему.

Самое главное в характеристике маргиналов - отсутствие устойчивой социальной психологии. Система ценностей смещена или крайне релятивна ("Что есть истина?"

Эти слова Понтия Пилата можно счесть эпиграфом ко всему, что написано о маргиналах). И отсюда - негативность их миросозерцания. Будучи социально-психологическими "пограничниками", они комфортнее чувствуют себя не в сфере созидания, а совсем даже наоборот. Ведь созидание - это в перспективе стабильность, а маргиналы - дети нестабильности и, даже страдая от нее, не могут вырваться за пределы ее духовной атмосферы, становясь своего рода заложниками тревожного времени. Это как раз тот самый случай, который описан в "Собачьем сердце" М.Булгакова: люди поют революционные песни, вместо того чтобы заниматься неотложными делами, и язвительный профессор Преображенский - нормальный человек, не маргинал ядовито замечает: "Если каждый день гадить в прихожей, обязательно будет разруха". Что мы и поимели...

Отсюда - не просто стремление к деструктивным действиям, но поэтизация разрушения. Как у В.Брюсова: "Ломать я буду с вами, строить - нет!" Не случайно доминанта советской поэзии 20-х годов - "хмельная романтика разрушения старого"

(цитирую школьный учебник 70-х годов). Не случайно с такой симпатией выписана у А.Толстого героиня рассказа "Гадюка" - женщина, до такой степени привыкшая только убивать, что и в мирной жизни в любой конфликтной ситуации ее рука тянется к браунингу, и он в конце концов стреляет - в соседку по коммуналке.