Царственные супруги, по части интеллекта далеко не равные, в некотором смысле удачно дополняли друг друга; в плане физическом и психологическом они ладили. Царь, чрезвычайно рослый для своей эпохи (он достигал двух метров), с виду сущий богатырь, па самом деле был слаб здоровьем. Подверженный тяжелым приступам лихорадки, он злоупотреблял баней, которая облегчала мучившие его многочисленные болячки. Его алкоголизм не улучшал положения, ведь он напивался регулярно, порой до бесчувствия. Одна лишь Екатерина, питавшая не менее супруга пристрастие к водке, умела вовремя увести «батюшку» спать {37} 37 Detlefjena, Die Zarinnen Russlands, Graz, Styria, 1999, p. 108.
. С годами он заполучил хроническое воспаление мочевого пузыря, ему стало трудно мочиться, застойные явления в сочетании с циррозом прикончат его в возрасте пятидесяти трех лет. Он без удержу вступал во внебрачные связи с женщинами легкого поведения, его аппетиты были неутолимы, кое-кому из юных бесстыдников мужеска пола, видимо, тоже случалось потворствовать государеву капризу. Многие годы царь питал не ведающую границ склонность к Александру Меншикову, выскочке, которого он возвысил в ущерб членам знатнейших семейств {38} 38 Villebois, op. cit., p. 99.
. Наделенный бешеным темпераментом и неколебимо уверенный в том, что абсолютная власть ниспослана ему свыше, он навязывал свою волю, не останавливаясь ни перед чем. Глубоко верующий, даром что походя изрыгал чудовищные богохульства, он постоянно носил на груди крест и никогда не отправлялся в военный поход без икон. Считая себя защитником веры своего народа, он с любым атеистом расправлялся, как с обычным преступником. Основанием его церковных реформ был расчет, а вовсе не вольномыслие.
Неотразимый, чтобы не сказать пугающий, он производит двойственное впечатление, особенно будучи за границей, где его личность, полная контрастов, и грубые ухватки порой выглядят отталкивающе. Так, императорская чета, погостив в Пруссии во дворце Монбижу, оставила его в состоянии, напоминающем «разрушенный Иерусалим»: здание пришлось полностью восстанавливать {39} 39 Propos de la reine de Prusse, cités par Jena, op. cit., p. 112.
. Во Франции, куда Петр отправился без жены, его свита без стеснения прибирала к рукам простыни и фарфор. Во время своего пребывания проездом в Париже в 1717 году он навлек на себя замечания, которые плохо согласуются с агиографическим мифом о монархе, приверженном всему новому и прогрессивному. «Регентский Вестник» едко прошелся насчет «утрированной бережливости» {40} 40 Gazette de la Régence, 1715 — 1719 (attribuée à Jean Buvat), éd. E. de Barthélémy, Charpentier, 1887, p. 187-189.
этого варвара, лишенного вкуса и воспитания. «Дневник» Жана Бюва обличал сексуальную распущенность порочного царя, зараженного дурными болезнями. Впрочем, Жак Дюкло, упоминая об этом в своих воспоминаниях, подходит тоньше: по его мнению, это человек, «у которого подчас прорываются дикарские ухватки, но никогда ничего мелочного», «гениальный самоучка, не получивший должного воспитания» {41} 41 Duclos, Mémoires secrets sur les règnes de Louis XIVet Louis XV, Buisson, 1791, p. 310.
. Сен-Симон со своей стороны преуменьшает человеческие пороки Петра и подчеркивает его достоинства главы государства, полагая, что ум, справедливость, «трепетная настороженность его духа» и «широта разнородных познаний» делают его личностью исключительной {42} 42 Saint-Simon, Mémoires, éd. Boislisle, Hachette, 1920, t. XXXI, p. 366-367.
.
Но какое бы почтение ни внушал могущественный славянский властитель и потенциальный союзник, оно исчезало, стоило императору появиться в обществе своей жены. Королевские особы и придворные лишались дара речи от поведения этой пары. Во время их визита в Берлин в 1717 году, когда царственная чета посетила музей старинных монет, Екатерина отказалась на потеху мужу поцеловать похабную статуэтку, а Петр прилюдно посулил, что велит отрубить ей за это голову! Развязность их жестов и речей, их сообщнические смешки вызывали замешательство в светских гостиных. Екатерина, не внушавшая уважения у себя в стране, и при европейских дворах не вызвала единодушной симпатии: ее бескультурье и вульгарность здесь сочли особенностью русских нравов. В том же году супруга маркграфа Байрейтского набросала довольно нелицеприятный портрет этой выскочки, союз с которой представлялся ей ошибкой царя, наносящей ущерб всей династии: «Низкорослая, приземистая, со смугловатой кожей, она не отмечена ни блеском, ни достоинством». Ее манера держаться выдавала низкое происхождение. В глазах германской принцессы она выглядела всего лишь комедианткой в тряпье из лавки старьевщика: се вышедший из моды наряд стоял колом от серебряного шитья и грязи, на грудь она нацепила с десяток всевозможных знаков отличия, реликвий и изображений святых; кто-то сострил, что когда она проходит, можно подумать, что это, звякая упряжью, шествует мул {43} 43 Propos de la margrave de Bayreuth, cités d'après Jena, op. cit., p. 111-113.
! Впрочем, граф фон Пёльниц из свиты Фридриха Вильгельма I отзывался более снисходительно: дескать, манера держаться, свойственная Екатерине, не должна так уж шокировать, особенно если принять во внимание, из какой среды она вышла. Она могла бы, как он полагал, научиться наилучшим образом соответствовать всем требованиям, если бы с ней рядом оказался кто-либо, способный подать пример благоразумия: таким образом, ответственность тут возлагалась на царя.
Читать дальше