Любовь Воробьёва - Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г.

Александр III предпримет решительные меры по укреплению русских позиций в крае. Произойдёт замена немецкого языка на русский в качестве официального, преподавание в школах, гимназиях, Императорском Юрьевском (бывшем Дерптском) университете будет переведено на русский язык, интенсифицируется строительство православных церквей, создание церковно-приходских школ, будет всячески поддерживаться влияние русской культуры на прибалтийскую жизнь через русские периодические издания, организацию гастролей русских оперных и драматических театров, выступлений русских певцов и музыкантов, устройство художественных выставок и т.п. Немцы навесят на русского императора ярлык «русификатора» и постараются убедить эстонцев и латышей с помощью их формирующихся этнонационалистических элит, будто в приобщении к русскому языку, русской культуре и русской духовности на суверенной территории Российской империи есть что-то неприемлемое, унизительное, попирающее национальное достоинство местного населения и ставящее под угрозу перспективы национального развития коренных этносов. И это после восьми веков беспрецедентного немецкого засилья в Прибалтике! Важно отметить, что такое информационно-пропагандистское воздействие немецкого элемента на эстонцев и латышей будет облегчено тем, что остзейский порядок исключал хозяйственное обоснование русских в крае и верховная власть непозволительно долго с этим мирилась. Если остзейцы в своей значительной массе входили в состав российской управленческой, военной, научной, хозяйственной элиты, то для русских, за исключением коронных должностей, тонкого культурного и предпринимательского слоя, такие перспективы на прибалтийской окраине были наглухо закрыты. На обеспеченных русских немцы смотрели как на гостей и дачников, каковыми они в действительности и являлись. Большинство же осевшей в Прибалтике малочисленной русской диаспоры представляло малограмотную (нередко совсем неграмотную) и наиболее бедную часть населения. Она, конечно, не могла выступать проводником влияния русской культуры и русской духовности на коренное население. Эстонцы и латыши хорошо видели разницу между прибалтийским немцем, который оставался полновластным хозяином, сосредоточившим в своих руках все ресурсы края, и русским, оказавшемся на прибалтийской окраине, несмотря на пролитую в многочисленных военных походах кровь предков, на птичьих правах и в крайне унизительном положении. Коренные этносы не могли не видеть и глубокой пропасти между материальным обеспечением немецко-лютеранских церковных, культурных и образовательных учреждений, опиравшихся, помимо поддержки из имперского центра, на хозяйственный и демографический потенциал края, и финансированием соответствующей русской инфраструктуры, развитие которой из-за бедности православной паствы и представителей русской диаспоры осуществлялось в основном за счёт скудных поступлений из государственного бюджета, которых, как правило, не хватало. В этих условиях немецкое пренебрежение ко всему русскому, носящее зачастую пропагандистский и защитный характер, легко передавалось от хозяина к его прежним многовековым рабам. Отстранение русских от полноправного владения богатствами края и отсутствие возможностей для их широкого представительства в управлении, экономике, культуре, образовании, религиозной жизни прибалтийских губерний станет ещё одним фактором, загубившем русское дело в Прибалтике.

П.А.Столыпин разработает программу по повышению образовательного, культурного и профессионального уровня русских в Прибалтийским крае, по их расселению на стратегически важных направлениях, по предоставлению им льготных кредитов, по поощрению русской миграции в Прибалтику. Но для реализации такой программы останется крайне мало исторического времени.

Революция 1905–1907 гг. со всей очевидностью продемонстрирует, что утверждения прибалтийско-немецких баронов, будто остзейский порядок охраняет прибалтийскую окраину империи от народных бунтов и революций, оказались построенными на песке и служили лишь для оправдания своих прав на хозяйничанье в крае. Напротив, жестокий разгул революционной смуты в Лифляндии и Эстляндии показал, что немецкое культуртрегерство и протестантская религия не способны поддержать авторитет русской государственности и воспитать коренное население в имперском духе. Германский мир в лице остзейского порядка произвёл лишь разрушителей традиционной России: революционеровсоциалистов и этнонационалистов. В чрезвычайных условиях иностранной интервенции и Гражданской войны этнонационали-сты, идя на прагматичные контакты то с немцами, то со странами Антанты, то с «белыми», то с «красными» и используя их противоречия в своих интересах, смогут заложить основы национальной государственности, хотя это и произойдёт во временном союзе с Советской Россией, но в конечном итоге — против России как таковой, в любом идейно-политическом обличье.